Лара… ее очень трудно описывать. Я встречался с ней всего несколько раз, и каждая встреча становилась для меня сильным потрясением — мгновение оглушительного восхищения ее внешностью и острое желание, не слабеющее по мере общения. В ней нет ни одной черты, которую я охарактеризовал бы как особенно потрясающую. Ничего такого, что можно было бы объявить безупречным. Просто ее внешность — нечто большее, нежели просто сумма составляющих, которые и сами по себе ого-го какие.
Волосы у нее как у Томаса темные, слегка вьющиеся, такие блестящие, что даже звезды в них отражаются с переливом. Кожа у нее молочно-белая, и если на ее теле и есть родинки, я их, во всяком случае, не видел. Темно-розовые губы чуть великоваты для довольно узкого лица, но это не раздражает — скорее, придает ему чувственности и, я бы сказал, сексуальности.
Но, конечно, по-настоящему разят наповал ее глаза. Большие, серые, с синими прожилками. Главное, они полны жизни — внимания, интереса к другим, ума и юмора — настолько, что, расслабившись и пустив слюну, вы можете не заметить в них испепеляющей, демонической страстности и ненасытного, хищного голода.
Стоявший рядом со мной Рамирес поперхнулся. Я это только слышал, не видел. Когда на сцену выходит Лара, никто не отворачивается.
На ней был белый шелковый деловой костюм — ну, пожалуй, для делового юбка на дюйм-другой коротковата, да и каблучки белых туфель чуток длинноваты, из за чего приходилось делать над собой усилие, чтобы не глазеть на ее ноги. Многие женщины с таким цветом кожи, как у нее, опасаются ходить в белом, но на Ларе это смотрелось как тога античной богини.
Она прекрасно понимала, какой эффект производит на нас, и губы ее изогнулись в легкой, довольной улыбке. Она не спеша двинулась в нашу сторону, нарочито медленно переставляя ноги, чуть покачивая бедрами. Движение это казалось… до ужаса прекрасным. Неприкрытая, чувственная женственность клубилась вокруг нее густым, невидимым облаком, в котором забывший об осторожности мужчина мог бы и утонуть.
В конце концов, папашу своего она в нем утопила, не так ли?
Не все то золото, что блестит — уж мне ли не знать. Как бы соблазнительно она ни выглядела, как бы возбуждающе — до оттопыривания штанов — она ни двигалась, она оставалась Опасностью. С большой буквы «О». Более того, Лара — вампир, хищник, которому жизненно необходимо питаться человеческой энергией. И несмотря на наше сотрудничество в прошлом, я оставался человеком, а она — тем, кто этими людьми питается. И если бы я повел себя как добыча, изрядная часть ее натуры наплевала бы на политику и выгоду. Она просто хотела бы меня слопать.
Поэтому когда она приблизилась и протянула мне руку ладонью вниз, я изо всех сил старался изобразить скучающий вид.
Я взял ее холодные (гладкие, красивые, изысканно мягкие… блин, Гарри, да не обращай ты внимания на свой член, пока он тебя не угробил!) пальцы, склонился над ними в вежливом полупоклоне и отпустил, не поцеловав. Если бы я это сделал, не уверен, что смог бы удержаться от того, чтобы не укусить их — так, чтобы попробовать на вкус, пока есть возможность.
Я выпрямился, и она на угрожающе долгую секунду встретилась со мной взглядом.
— Уверены, что не хотите попробовать, Гарри? — спросила она.
Волна животной страсти — возможно, не моей собственной — прокатилась по моему телу. Я улыбнулся, еще раз вежливо поклонился и чуть напряг волю. Руны и знаки на моем посохе засветились зловещим оранжевым Адским Огнем.
— Повежливее, Лара, повежливее. Будет слишком обидно засыпать эти красивые туфли золой и пеплом.
Она откинула голову и рассмеялась заливистым, грудным смехом, потом коснулась рукой моей щеки.
— Как всегда изысканно, — отозвалась она, опустила руку и пробежала пальцами по плотной серой ткани моего плаща. — У вас развился… скажем так, эклектический вкус одеваться.
— Цвет с обеих сторон одинаков, — сообщил я.
— А-а, — протянула Лара, чуть склонив голову ко мне. — Иначе, полагаю, я вряд ли уважала бы вас. И все же, если вы вдруг захотите сменить гардероб… — она легонько коснулась моей рубахи. — Вы бы восхитительно смотрелись в белом шелке.
— Говорил паук мухе, — хмыкнул я. — Забудьте.
Она снова улыбнулась, затрепетав ресницами, отчего мое сердце ускорило биение, потом переключилась на Рамиреса, протянув ему руку.
— А вы, должно быть, Страж Рамирес.
Вот тут я немного понервничал. Рамирес любит женщин. Рамирес готов трепаться о женщинах в любое время дня и ночи. Ну, он вообще готов трепаться на любую тему, но в том, что касается побед на амурном фронте и…
— Девственник? — выдавила из себя Лара. Лара — выдавила из себя! Она повернулась ко мне, и серые глаза ее сделались на несколько оттенков светлее, чем были только что. — Право же, Гарри. Не знаю, что и сказать. Это что, подарок?
Я сложил руки на груди и спокойно встретил взгляд Лары, но промолчал. Это Рамиресу полагалось произвести первое впечатление о себе, и если бы он не сделал это сам, Лара сочла бы, что он не способен постоять за себя. Вполне вероятно, это поставило бы на нем клеймо добычи.
Лара повернулась и медленно двинулась вокруг Рамиреса, осматривая его так, как, скажем, новую спортивную тачку. Она была одного с ним роста, но каблуки делали ее выше, и в движениях ее не осталось ничего, кроме небрежной, чувственной уверенности.
— Хорошенький петушок, — пробормотала она, проводя кончиком пальца линию вдоль его плеч. — Силен. Юн. Герой Белого Совета, как я слышала, — она чуть задержалась, чтобы коснуться пальцем его запястья, и пожала плечами. — Надо же. Я только что кормилась, и все же… Может, вы прокатитесь со мной до замка, а Дрезден пусть идет пешком. Обещаю развлекать вас вплоть до его появления.
Выражение, появившееся на лице Рамиреса, было мне хорошо знакомо. Такое появляется на лицах молодых мужчин, которым хочется единственного: сорвать с себя цивилизованность, приличия и одежду, а потом уже смотреть, что из этого выйдет.
Похоже, Лара тоже знала это. Взгляд ее вспыхнул, улыбка сделалась совсем уже змеиной, и она придвинулась к нему вплотную.
Однако Рамирес тоже знал, что может блестеть. Я и не знал, что он прятал в рукаве кинжал, до того самого мгновения, когда тот, оказавшись в его руке, прижался острием к ямочке чуть ниже Лариного кадыка.
— Я, — очень тихо произнес он, — не еда, — и встретился с ней взглядом.
До сих пор мне не приходилось видеть людей, заглядывающих друг другу в душу, со стороны. Меня даже удивило, как просто и быстро все это выглядит, когда не ты сам испытываешь потрясение. Оба смотрели друг другу в глаза, взгляд у обоих расширялся, а потом оба вздрогнули. Лара отступила от Рамиреса на шаг. Дыхание ее немного участилось — я заметил это только потому, что взгляд у меня профессионально натренирован. Черт, она вполне могла бы прятать оружие в этом своем декольте.
— Если вы хотели отговорить меня, — произнесла Лара после секундной паузы, — вам это не удалось.