— Ты вырос, — удивленно заметил я.
— Так точно! — гаркнул он.
— Уж не тот ли это макетник, который я дал тебе тогда? — поинтересовался я.
— Так точно! — с энтузиазмом подтвердил он. — Это мой макетник! На него много охотников, но он мой! — до меня дошло, что он подражает сержанту из «Цельнометаллической Оболочки», и мне пришлось приложить максимум усилий, чтобы не улыбнуться. Похоже, он относился к этому со всей серьезностью, и я не хотел уязвить его чувства.
Какого черта. Почему бы не подыграть ему.
— Вольно, рядовой.
— Есть! — радостно заверещал он, залихватски отсалютовал рукой и описал в воздухе небольшой круг над пончиком. — Ух ты, — заметил он своим обычным тоном, — пончик. Это мой пончик, Гарри?
— Возможно, — кивнул я. — Я предлагаю его тебе в качестве платы.
Тук как мог равнодушнее пожал плечами, но его стрекозьи крылышки буквально жужжали от возбуждения.
— За что?
— За информацию, — сказал я и мотнул головой в сторону разрушенного здания. — Несколько часов назад в этом доме и вокруг него кто-то занимался серьезным колдовством. Мне нужно знать все, что известно об этом Маленькому Народцу, — я решил, что немного лести никогда не повредит. — А когда мне нужна информация от Маленького Народца, лучше тебя, Тук, не найти.
Закованная в «Пепто-Бисмол» грудь даже чуть раздалась от гордости.
— Многие из наших готовы служить тебе, Гарри, за то, что ты освободил их от бледнокожих охотников. Некоторые из них вступили в Гвардию Ца-Лорда.
«Пицца-Лорд», «Властелин Пиццы» — титул, присвоенный мне отдельными представителями Маленького Народца. Преимущественно, за еженедельные взятки в виде халявной пиццы. Многие — в том числе, и люди моего круга — этого не знают, но Маленький Народец вездесущ, и видят они гораздо больше, чем многие считают. Проводимая мною политика пиццевых подачек помогла мне завоевать среди окрестных эльфов много сторонников. Когда же я добился того, чтобы мои временные союзники освободили несколько десятков пленных фэйре, моя популярность у Маленького Народца выросла еще сильнее.
Но даже так, «Гвардия Ца-Лорда» — это что-то новенькое.
— У меня что, теперь гвардия? — спросил я.
Тук выпятил грудь еще сильнее.
— Конечно! А кто, по-твоему, не позволяет Ужасному Зверю Мистеру убивать тех брауни, которые приходят убираться в твоей квартире? Мы! Кто разит наповал мышей, крыс и омерзительных огромных пауков, готовых забраться к тебе в кровать или грызть твои шлепанцы? Мы! Не бойся ничего, Ца-Лорд! Ни самая гадкая крыса, ни самый сообразительный паук не побеспокоит твоего дома, покуда мы дышим.
Этого я еще не знал. Выходит, в дополнение к бесплатной уборке я получил еще и санобработку жилья. Что ж, если подумать, это очень даже не лишне. У меня в лаборатории хватает предметов, которые плохо отреагировали бы на возможность превратиться в гнездо грызунов.
— Потрясающе, — признался я. — Так ты хочешь пончик или нет?
Тук-тук даже не ответил. Он просто рванул от меня по переулку маленькой кометой, оставив за собой вихрь возмущенного снега.
Вообще-то, эльфы имеют обыкновение все делать стремительно — во всяком случае, если хотят этого сами. Не успел я допеть себе под нос «Покачаться на звезде», как Тук-Тук вернулся. Правда, окружавший его светящийся шар поменял цвет, окрасившись возбужденным алым.
— Беги! — пропищал Тук-Тук на лету. — Беги, милорд!
Я зажмурился. Что угодно ожидал я услышать от маленького эльфа, только не это.
— Беги! — повторил он еще раз, заложив у меня над головой отчаянный вираж.
Мой мозг продолжал еще переваривать информацию.
— А пончик? — тупо спросил я.
Тук-Тук спикировал к самому моему лицу, уперся ручками мне в лоб и толкнул изо всех сил. Он оказался сильнее, чем я думал — мне пришлось сделать шаг назад, чтобы не потерять равновесия.
— Забудь про пончик! — заорал он. — Беги, милорд!
Забыть? Пончик???
Наверное, это более другого подстегнуло меня. Тук-Тук не из тех, кто легко ударяется в панику. Если уж на то пошло, в том, что касалось разнообразных опасностей, он вел себя прежде в высшей степени беспечно. И уж во всяком случае игнорировал их, когда дело касалось человеческой пищи.
В тиши зимней ночи до меня донесся из дальнего конца переулка звук. Шаги — тихие, неспешные.
Панический голос у меня в голове приказывал мне послушаться Тука. Сердце мое билось как сумасшедшее. Я повернулся и устремился в направлении, которое он мне указывал.
Я вырвался из переулка и свернул налево, утопая в глубоком снегу. От полицейского участка меня отделяло квартала два или три. Там наверняка свет, люди — это не может не задержать того, кто гонится за мной, кем бы он ни был. Тук летел рядом, держась над моим плечом. На лету он извлек откуда-то маленький пластиковый свисток, извлек из него резкую трель, и еще несколько разноцветных светящихся шаров, вынырнув из снега, полетели параллельным с нами курсом.
Я пробежал квартал, потом другой, и на бегу оставил последние сомнения в том, что за мной гонятся по пятам. Я ощущал это кожей, загривком, и не скажу, чтобы это ощущение доставляло мне удовольствие. Из этого следовало только одно: на меня обратил внимание кто-то действительно жуткий. Страх добавил мне сил, и я припустил со всех ног.
Я свернул направо и увидел сквозь снег огни спасительного полицейского участка.
И тут ветер задул с удесятеренной силой, и весь мир превратился в белое месиво. Я не видел ничего, даже собственных ног, даже руки, которую поднял к самому лицу. Я поскользнулся, упал и снова отчаянно поднялся на ноги, уверенный в том, что если мой преследователь догонит меня лежащего, я не встану уже больше никогда.
Я врезался плечом в фонарный столб и отпрянул от него. Черт, в этой слепящей снежной пелене я и представления не имел, где и что находится. Может, я ненароком выскочил на проезжую часть? Ну, конечно, вряд ли кто отважится вести машину сквозь такой буран, но вдруг все-таки? Даже если он будет ехать медленно, я не увижу его, чтобы убраться из-под колес. И сигнала тоже не услышу…
Снег шел теперь так густо, что я даже дышал с трудом. Я выбрал наиболее вероятное направление из всех, что могли привести меня, как я надеялся, к дверям полицейского участка, и двинулся туда. Спустя несколько шагов я наткнулся вытянутой вперед рукой на стену здания. Футов двадцать я шел вдоль нее, но потом она оборвалась, и я провалился в проем очередного переулка.
Завывание ветра стихло, и наступившая тишина больно ударила по органам чувств. Я привстал на карачки и огляделся по сторонам. Вдоль улицы продолжала клубиться непроглядная снежная завеса, причем начиналась она сразу от угла — ни дать, ни взять массивная белая стена. В переулке же снегу нападало едва на дюйм, и если не считать доносившегося с улицы завывания ветра, здесь было тихо.