— Иисусе Христе! — выдохнула Люччо. — Она угрожает лишить нас прохода по своим землям, если мы откажем ей в ее просьбе?
— Ну, — осторожно сказал я, — напрямую она этого не говорила.
— Разумеется. Она вообще ничего не говорит напрямую.
— Однако же, обещания свои она держит, — напомнил я.
— Она не принимает на себя обязательств, от которых невозможно ускользнуть. Она запрещает блокировать проходы своим людям, а также — в знак уважения к нам — и Дикому Народу. Все, что ей достаточно сделать — это снять запрет, действующий в отношении Диких — и нам придется пробиваться через Небывальщину с боем.
— Да, она хитроумная сучка, — согласился я, скрестив на всякий случай пальцы.
Люччо энергично выдохнула через нос.
— Очень хорошо. Я улажу все необходимые формальности с Советом Старейшин. Какого уполномоченного вы бы предпочли?
— Архив. Мы неплохо сработались.
Люччо снова издала «ммммммммм». До меня донесся скрип карандаша по бумаге.
— Дрезден, — произнесла она. — Надеюсь, вам не надо напоминать, насколько важно нам избегать крупномасштабных конфликтов — даже с относительно небольшими силами.
Перевод для тех, кто не понял: Не начинай новой войны, Гарри.
— Однако, — продолжала она, — еще важнее для нас не утратить возможность прохода через Небывальщину.
Перевод: Если только без этого не обойтись.
— Я понял, — отозвался я. — Я сделаю все, что в моих силах.
— Сделайте больше, — невозмутимо посоветовала Люччо. — В Совете Старейшин есть такие, которые считают, что и та война, что уже идет, началась по вашей некомпетентности.
Я почувствовал, что заливаюсь краской.
— Если они в очередной раз вылезут с этим, напомните им, что единственно по моей некомпетентности их не разнес на элементарные частицы новоявленный бог, — огрызнулся я. — А потом напомните им, что опять-таки по моей некомпетентности у нас появилась возможность передышки благодаря перемирию. А потом…
— Довольно, Страж, — рявкнула Люччо.
Я совладал с раздражением и закрыл рот.
Эй, мы же все собрались на выходные. Типа, время чудес.
— Я извещу вас, когда узнаю что-нибудь, — сообщила напоследок Люччо и повесила трубку.
Я тоже положил трубку на рычаг — резче, чем стоило бы — и повернулся к столу. Майкл и Саня смотрели на меня.
— Гарри, — негромко произнес Майкл. — Вы ведь говорили с капитаном Люччо, не так ли?
— Угу, — подтвердил я.
— Вы не говорили нам, что Мэб угрожала взять назад свои обязательства.
— Ну, нет.
Майкл обеспокоенно смотрел на меня.
— Потому что она этого не делала. Вы просто солгали Люччо.
— Да, — коротко ответил я. — Потому, что для переговоров мне необходимо одобрение Совета. Потому, что мне необходимы эти переговоры, чтобы эта шайка чертовых убийц, замучивших Широ, получила возможность доказать вам, что дело действительно дрянь.
— Гарри, если Совет узнает, что вы ввели его в заблуждение…
— Они, вероятно, обвинят меня в измене, — договорил я.
Майкл поднялся из-за стола.
— Но…
Я уставил в него палец.
— Чем дольше мы будем тянуть, тем дольше эти ублюдки останутся в городе, и тем больше этих козлоподобных громил будет охотиться за мной, подвергая опасности ни в чем не повинных людей. Мне надо действовать, а лучший способ убедить Совет вмешаться — это создать у них представление, будто огонь угрожает и их холеным задницам.
— Гарри, — снова начал Майкл.
— Не надо, — оборвал я его. — Не надо мне разговоров о покаянии, о всепрощении и о том, что каждый имеет право на шанс. Я всегда за то, чтобы действовать правильно, Майкл, и вы это знаете. Но сейчас у нас просто нет времени.
— Разве спешка что-нибудь меняет, Гарри? — мягко спросил он.
— Даже ваша Книга утверждает, что всему свое время, — сказал я. — Время исцелять — и время убивать.
Майкл перевел взгляд с меня на дверь в гостиную, где висел на стене его двуручный «Амораккиус» в скромных кожаных ножнах, с простой — как некогда у крестоносцев — оплетенной проволокой рукоятью.
— Не в этом дело, Гарри. Я ведь больше вашего видел, чего они творят. И не испытываю угрызений, сражаясь с ними, если дело доходит до этого.
— Они уже взорвали дом, пытались убить меня и создали ситуацию, при которой случайными жертвами едва не стали ваши дети. Или уже и этого мало, чтобы дело дошло до этого?
Вместо ответа Майкл покачал головой, встал, снял со стены «Амораккиус» и ушел куда-то вглубь дома.
Некоторое время я хмурился ему вслед, бормоча себе под нос различные нелестные эпитеты.
— Вы его запутали, — заметил Саня.
Я покосился на смуглого рыцаря.
— Чего?
— Вы его запутали, — повторил Саня. — Тем, что вы сделали.
— Что сделал? Соврал Совету? Мне кажется, у меня не было особого выбора.
— Но ведь соврали же, — констатировал Саня. Он сунул руку в лежавшую на полу у его ног спортивную сумку и вынул из нее длинную кавалерийскую саблю — «Эспераккиус». Гвоздь в рукояти говорил о том, что сабля приходится сестрой мечу Майкла. Саня принялся внимательно изучать клинок. — Вы ведь могли просто очертя голову броситься на них.
— Один? Я, конечно, дурак, но не настолько.
— Он ваш друг. Он пошел бы с вами. Вы это понимаете.
Я мотнул головой.
— Он мой друг. Точка. С друзьями так не поступают.
— Именно, — кивнул Саня. — Поэтому вместо этого вы рискуете своей жизнью, защищая его убеждения. Рискуете своей шкурой, спасая его сердце, — он достал гладкий точильный камень и начал водить им вдоль клинка. — Я думаю, он считает это весьма мессианским поступком.
— Я сделал это вовсе не потому.
— Конечно, не потому. Он это понимает. Ему сейчас нелегко. Обычно это он защищает других, он готов при необходимости заплатить цену.
Я вздохнул и покосился в сторону, куда ушел Майкл.
— Я просто не знаю, что я еще мог бы сделать.
— Да, — произнес Саня по-русски. — Но он все еще боится за вас, — он замолчал, только камень продолжал скользить вдоль клинка.
— Вы разрешите задать вам один вопрос? — спросил я.
Здоровяк продолжал ровно водить рукой вдоль сабли.
— Легко.
— Вы имели несколько напряженный вид при упоминании имени Тессы, — сказал я.