И из-за завесы показались двадцать футов роста и четыре или пять тонн веса Большого Братца Бебеки.
На этот раз он облачился в броню из прозрачного, напоминающего хрусталь материала, и меч в его руке был длиннее моей машины. Он открыл пасть, и я почувствовал его боевой рык — именно не услышал сквозь какофонию боя, а почувствовал кожей звук, столь низкий и громкий, что издать его мог, наверное, только кит.
— Ну да, — буркнул я. — День что ни минута, то веселее и веселее.
Любой, обладающий хоть унцией мозгов, знает, что драться с кем-либо, имеющим значительное преимущество в росте, весе и оружии, нелегко. Если ваш противник тяжелее вас на пятьдесят фунтов, шансы на победу у вас, мягко говоря, сомнительны.
Если ваш соперник тяжелее вас на восемьсот пятьдесят фунтов, это уже не бой, а сцена из «Годзиллы». Ну, или из мультика про Тома и Джерри.
Мое тело уже пришло в движение, очевидно, решив, что дожидаться, пока мой мозг разберется в ситуации, опасно для жизни. Мозг думал, что ситуацию точнее всего сравнить с игрой в кошки-мышки. В то время, как я превосходил соперника в ловкости, на прямой бебека наверняка развивал гораздо большую скорость, чем я. С точки зрения чистой физики у меня почти не было шансов нанести ему мало-мальский ущерб, тогда как даже дружеский хлопок его лапищи сокрушил бы мне грудную клетку — вот вам и еще одно сходство.
На телеэкране побеждает Джерри, но в реальной жизни Том редко оказался бы в положении побежденного. Что-то я не помню, чтобы Мистер хоть раз вернулся домой, зализывая полученные от мышей раны. Если уж на то пошло, он, кажется, ни разу не вернулся со своих прогулок голодным. Игра в кошки-мышки доставляет удовольствие только кошке.
Тем временем мое тело бросилось в сторону, заставляя преследовавшего меня Крошку сделать поворот, снизив скорость и подарив мне драгоценную секунду, а может, даже три — время, достаточное, чтобы со всех ног броситься к участку пола, обозначенному с двух сторон желтыми предупредительными барьерами: там, где Джо-уборщик покрывал пол мастикой. Я пулей пересек влажную, скользкую полосу, молясь на бегу, чтобы я не поскользнулся. Стоило бы мне упасть, бебеке достаточно было бы раз топнуть, чтобы его огромные копыта раздавили меня пополам.
Однако подобные ножищи плохо приспособлены к скользкой поверхности. Стоило мне пересечь покрытую мастикой полосу, как я метнулся влево так резко, как только мог. Крошка попытался срезать угол и поскользнулся.
Само по себе это не великое событие. Вам наверняка случалось падать на бегу. Ободранная коленка или две, ну, возможно, еще расквашенные локти — редко дело заканчивается чем-нибудь более серьезным, вроде растяжения или вывиха.
Но это при вашем весе. Помножьте его на габариты Крошки, и падение обернется совершенно другими результатами, особенно если произошло на большой скорости. Это, кстати, одна из причин, по которым слоны практически не бегают — они не способны отрывать вес своего тела от земли при галопе. Если бы они падали, это приводило бы к серьезным травмам, и, судя по всему, природа давно отбраковала всех слонов, что бегали наперегонки с ветром. Помножьте вес на скорость, и в результате вы получите усилия, достаточные для того, чтобы сломать даже толстые кости — ну, или причинить другие плохо совместимые с жизнью повреждения.
Крошка весил раза в два больше среднестатистического слона.
Пять тонн мяса и костей грянулись об пол. Он упал набок — крепко приложившись — и заскользил по инерции дальше, напоминая в этот момент, скорее, товарный состав, а не живое существо. Продолжая скольжение, он врезался в киоск агентства по прокату автомобилей и разнес его в щепки, почти не потеряв при этом скорости.
Крошка пытался затормозить, цепляясь за пол огромными желтыми когтями одной лапищи, но не добился ничего, если не считать завитков содранной мастики. Так он и пролетел мимо меня.
Я затормозил и прикинул, в какой именно точке инерция, тащившая Крошку по прямой, иссякнет. Потом снова напряг волю для заклинания.
Под водопадами дождя это оказалось на порядок труднее обычного, но я справился. В конце концов, когда дело доходит до намеренной порчи современной техники, мне нет равных. У меня к этому, можно сказать, особый талант.
Я сконцентрировался на лампах, освещавших ту часть здания, куда скользил Крошка, и рявкнул: — Hexus!
Часть их буквально взорвалась, рассыпав фонтаны золотых искр. Некоторые только задымились с негромкими хлопками — но погасли все до одной.
Майкл к этому времени далеко опередил меня, выйдя на перроны, и вокзальные стены отгораживали нас с Крошкой от света «Амораккиуса». Когда я лишил это место и электрического света, здесь образовалось не очень большое, но достаточно темное пятно.
Внезапный островок темноты притягивал хобов как падаль — мух. Обожженные, перепуганные, разъяренные хобы, чья ночь пиршества вдруг превратилась в ослепительный кошмар, не имели глаз, но дорогу к спасительной темноте находили без особого труда — десятка полтора их собралось туда у меня на глазах, а один проскочил от меня всего в паре футов, не сбавив хода и даже, похоже, не заметив моего присутствия.
Секундой спустя взревел Крошка, и голос его слился с хором злобных хобовских воплей.
— Ну что? — выдохнул я. — Теперь ты уже не больше всех, а?
Впрочем, как выяснилось, Крошка пока оставался в этих краях самым большим.
Из темноты вылетел и шмякнулся на пол футах в двадцати от границы света и тени смятый хоб. Сказав «смятый», я не имел в виду, что он превратился в тряпичную куклу. Его действительно смяли, сплющили как пустую банку из-под пива. Огромная Крошкина лапища схватила его, стиснула с силой, выдавившей из него все жидкие составляющие организма, и отшвырнула прочь.
В темноте блеснула вспышка — длинная цепочка искр, словно тащили вдоль длинной стальной полосы кремень, а потом клинок Крошкина меча вдруг окутался неярким голубым огнем. Свечение померкло под непрекращавшимся потоком падающей сверху воды, но и того света что остался, хватало, чтобы разглядеть происходившее там.
Хобы обезумели от ненависти.
Подумать, так по-другому и быть не могло. Миньоны Лета и их зимние соперники неважно уживаются друг с другом. К тому же жители Феерии ведут себя не так, как люди. Их природа более дикая, более непосредственная. Они те, кто они есть. Хищники, не колеблясь, набрасываются на упавшую, уязвимую добычу. Зимние фэйре ненавидят бойцов Летних. Хобы в том числе.
Несколько их набросилось на голову Крошке, остальные просто принялись кромсать что попало своими примитивными орудиями, когтями и зубами. В этом месилове Крошкины доспехи неплохо послужили ему, прикрывая наиболее уязвимые места. Хобы начали подбираться к его горлу, и тогда бебека начал раскачивать головой взад-вперед. Мгновение мне казалось, что он ударился в панику, но тут он попал-таки по одному из хобов с такой силой, что рог размозжил тому череп. Меч метнулся вправо-влево, и с полдюжины хобов разом повалились на пол, дымясь.