— Как ты себя чувствуешь?
— Пить хочется, мэм.
Она снова улыбнулась и наполнила его чашку.
— Я так боялась за тебя, Тави. И так горжусь тем, что ты сделал. Все в долине считают тебя настоящим героем.
Тави вытаращил на нее глаза и закашлялся, поперхнувшись водой.
— А я… мне… ну, понимаешь. Надо мне что-нибудь теперь делать? Ну там, научиться ездить верхом или чего такого?
Она рассмеялась и поцеловала его в лоб.
— Пока отдыхай. Ты храбрый, Тави, и в трудную минуту думаешь больше о других, чем о себе. Ты только не забывай, кто ты. — Она встала. — Тут к тебе еще гости, но я не хочу, чтобы ты с ними говорил слишком долго. Допей свою воду, а потом поспи еще. Вечером я принесу тебе поесть, если захочешь.
— Хорошо, мэм, — послушно кивнул Тави.
Он смотрел ей вслед, пока она шла к двери, потом вдруг вспомнил.
— Тетя, а кто такой Арарис Валериан?
Исана остановилась в дверях и нахмурилась.
— Он… Это был один из королевских гвардейцев. Один из личных телохранителей принцепса Септимуса, Знаменитый мечник.
— И он погиб вместе с принцепсом?
Она повернулась к нему лицом.
— Да, Тави, — произнесла она негромко, но твердо. — Он погиб. Пятнадцать лет назад. Ты понял?
— Но…
— Тави, — вздохнула Исана. — Мне нужно, чтобы ты мне верил. Пожалуйста. Хоть ненадолго.
Он закрыл глаза, потом кивнул.
— Хорошо, мэм.
Исана устало улыбнулась ему.
— Вот они, твои гости. И не забывай: не говори слишком долго.
Она вышла. Секунду спустя в дверь, пригнувшись, чтобы не задеть притолоку, вошел Дорога. Дюжий вождь был одет в набедренную повязку, украшенный перьями танадента плащ и яркую рубаху. На поясе у него болтались алеранские башмаки, хотя шел он босиком; на каждом пальце красовалось по перстню. Левая рука висела на перевязи и сильно распухла, но он явно пребывал в хорошем настроении и улыбнулся Тави, подойдя к его кровати и стиснув ему руку в костедробительном пожатии.
Следом за ним шла хмурая, как туча, Китаи, одетая в алеранскую рубаху, бесцеремонно заляпанную едой и грязью. Длинные светлые волосы ее были собраны в аккуратную косу, открывавшую изящные скулы и шею.
— Ну, юный воин, — прогрохотал Дорога. — Я расплатился с тобой за спасение моего щенка…
— Дочери, — перебила его Китаи. — Я больше не щенок, отец.
— Дочери, — поправился Дорога, расплывшись в своей белозубой улыбке. — Ты спас мою дочь, и я расплатился с тобой за это. Но потом ты спас и меня. Я считаю себя все еще твоим должником.
— Но я ничего не сделал, — возразил Тави.
— Ты крикнул и предупредил меня, — сказал Дорога. — Если бы не это, я был бы сейчас мертв. — Он стиснул плечи мальчика, и на мгновение Тави испугался, что там сейчас что-нибудь снова сломается. — Спасибо.
— Но то, что я сделал, это ведь мелочь. Это вы сделали главное. Вы привели свою орду и одолели ту орду.
— Я еще верну свой долг тебе, — пообещал Дорога. — А ты доверши то, что намеревался сделать. Это наше мужское дело. — Дорога улыбнулся ему и поднялся. — Китаи.
Китаи нахмурилась.
Дорога строго посмотрел на нее.
Китаи закатила глаза и повернулась к Тави.
— Спасибо, — буркнула она. — За то, что спас мне жизнь.
Тави зажмурился.
— Э… Не за что.
Она прищурила глаза, глядя на него.
— Не думай, что я это забуду.
Тави показалось, что это звучит скорее как угроза, а не обещание.
— Э… Нет. Я так не думаю.
Китаи насупилась еще сильнее, хотя что-то в ее глазах чуть оттаяло при этих его словах.
— А я собираюсь научиться ездить верхом, — заявила она. — Если ты не против.
— Э… Да нет, конечно не против. Это просто здорово, Китаи.
Тави с надеждой посмотрел на Дорогу. Тот закатил глаза и вздохнул.
— Нам пора, — сказал он. — Ваш вождь хочет благодарить меня завтра, и Китаи нужно еще постирать свою рубаху.
— Только щенки носят рубахи, — огрызнулась Китаи. — Какой дурак надел ее на меня? Мне она не нравится, я не хочу ее носить. Почему я не могу одеться так, как одеваются нормальные женщины у маратов?
— Ты что, хочешь разгуливать здесь нагишом, как они? — возмутился Тави. — Ты с ума сошла! Пока ты здесь, будь добра одеваться как положено, слышишь?
Дорога расплылся в широченной улыбке.
— Вот это правильно. Отлично.
Китаи скрестила руки на груди и одарила Тави взглядом, способным обратить в прах даже камни. Тави натянул одеяло чуть выше. Китаи возмущенно фыркнула и вылетела из комнаты.
Дорога громогласно расхохотался и взъерошил Тави волосы — в точности так же, как делал это дядя Бернард.
— Ты обречен, юный воин. Обречен. Но мы с ее матерью начинали точно так же.
Тави снова зажмурился.
— Что?
— Мы еще увидимся. — Дорога повернулся к двери.
— Что? — повторил Тави. — Что там с ее матерью? Дорога, да погоди же!
Дорога даже не задержался в дверях, продолжая посмеиваться.
— Помни, что я сказал, Тави. Мы еще поговорим.
Тави, хмурясь, откинулся на подушку. У него создалось впечатление, будто он увяз по самые по уши… только не совсем понятно в чем.
— Довершить? — хмуро буркнул он себе под нос. — То, что я начал?
В дверь осторожно постучали, и Тави увидел изборожденное шрамами и морщинами, улыбающееся лицо Линялого.
— Тави, — радостно произнес Линялый.
Тави улыбнулся в ответ.
— Привет, Линялый. Зайдешь?
Линялый проскользнул в комнату, держа под мышкой что-то длинное, завернутое в красную тряпку.
— Что это у тебя? — спросил Тави.
— Подарок, — сказал Линялый, протягивая ему сверток. — Подарок, Тави.
Тави взял его в руку; сверток оказался тяжелее, чем он ожидал. Он опустил его на колени и размотал тряпку. Собственно, это оказалась не тряпка, а алый гвардейский плащ из мавзолея, а в нем, в старых, потертых ножнах, лежал старый, иззубренный меч — тот самый, который Амара позаимствовала в мавзолее и которым бился на стене Линялый.
Тави поднял взгляд на Линялого — тот улыбнулся в ответ своей обычной глупой улыбкой.
— Тебе.
Тави нахмурился.
— Линялый, тебе не обязательно больше притворяться, — тихо сказал он.