– Я работаю, чтобы спасти наши жизни, – сказал он.
– Ты кого-то убил, не так ли? – прокричала она.
– Он не страдал, – сказал Чео.
– Но ты…
– Что значит одна смерть по сравнению с миллионами, миллиардами, которые мы запланировали? – спросил он. – И ради всех чертей Говахина, можешь ты когда-нибудь не нервничать!
– Чео, я боюсь тебя!
– Успокойся, – сказал он. – У меня есть план, как избавить калебана от охраны. Если это удастся, мы скоро уничтожим его, и тогда дело будет сделано.
Она сглотнула.
– Фанни Мей страдает. Я знаю это.
– Это бессмыслица! – порывисто возразил он. – Ты же сама слышала, что калебан это отрицает. Он не знает, что такое боль. У него даже нет такого понятия!
– Но что если мы ошибаемся? Что если это недоразумение?
Он подошел к ней и сурово взглянул на нее сверху вниз.
– Млисс, ты имеешь представление о том, как мы будем страдать, если наши планы потерпят крах?
У Мак-Кея было такое ощущение, словно каленое его нервное окончание сигнализирует об опасности. Они с Тулуком стояли в лаборатории. Это помещение должно было действовать успокаивающе, но Мак-Кею казалось, что стены куда-то исчезли и он беззащитен против нападения снаружи и брошен на произвол судьбы. Куда бы он ни поворачивался, его спина оказывалась беззащитной и подвергалась опасности. Эбнис и ее друзья делали отчаянные попытки и использовали все средства, и это было доказательством их уязвимости. Но где была их ахиллесова пята? В чем заключалась их слабость?
И где они скрывались?
– Это очень странный материал, – сказал Тулук, поднимаясь из-за стола, где он исследовал серебристый тросик. – В высшей степени достойный внимания.
– Что же в нем странного?
– Он просто не может существовать.
– Но он существует, не так ли?
– Я это вижу, друг мой.
Тулук убрал хватательные клешни и задумчиво почесал правую часть лицевой щеки. Показался оранжевый глаз, повернулся и взглянул на Мак-Кея.
– Вы знаете, – сказал врайвер, – единственная планета, на которой могли выращивать этот материал, прекратила свое существование более тысячи лет назад. Было только одно место, одна комбинация биохимических и энергетических условий…
– Вы ошибаетесь, этот материал здесь, перед нашими глазами.
– Глаза стрелка из лука, – сказал Тулук. – Вы помните историю с Новой?
Мак-Кей склонил голову набок и на время задумался.
– Кажется, да. По-моему, я об этом где-то читал.
– Планета называлась Рап, – продолжил Тулук. – Это кусок волокна с Рапа.
– Кусок волокна с Рапа?
– Вы никогда не слышали об этом?
– Никак не могу вспомнить.
– Да, ну… это местный материал. Изготавливается из вида вьющегося растения с относительно коротким периодом жизни. Интересно, что его единственный стебель не измочаливается, даже если его весь рассечь. Видите? – Тулук рванул отдельное волоконце из обрезанного конца. Оно только чуть отошло, но сейчас же вернулось и прочно переплелось с другими.
– Эти волокна ведут себя по отношению друг к другу с ярко выраженной когерентностью.
– Вы сказали, короткий период жизни?
– Да, волокна с Рапа при самых благоприятных условиях сохраняются не более чем двадцать – двадцать пять лет.
– Но планета…
– Да, тысячу лет тому назад.
И Мак-Кей недоверчиво посмотрел на серебристо поблескивающий тростник.
– Очевидно, эта вещь выросла где-то в другом месте. Может быть, кому-то удалось вырастить волокно с Рапа на какой-то другой планете.
– Может быть, но тогда ему удавалось сохранять это в тайне очень долгое время. Да и какой смысл?
– Мне не нравится то, о чем вы думаете, – сказал Мак-Кей.
– Это самая важная констатация, которую я когда-либо от вас слышал, – сказал Тулук. – Но я знаю, что вы имеете и виду. Вы считаете, что и думаю о путешествиях во времени или…
– Невозможно! – сказал Мак-Кей.
– Я проделал очень интересный математический анализ этой проблемы, – сказал Тулук.
– Путешествия но времени! – фыркнул Мак-Кей. – Бессмыслица!
– Наши привычные формы восприятия, конечно, мешают мыслительному процессу, который необходим для анализа этой проблемы, – сказал Тулук. – Я же освободился от традиционного образа мышления. Посмотрите: мы имеем множество точек-измерений пространства. Эбнис находится на определенной планете, это же относится к калебану. Мы получаем действительные контакты между обеими точками, серию событий.
– И что же?
– Мы должны исходить из того, что эти точки контакта лежат в основе узора.
– Почему? Могут быть произвольные образцы…
– Две специфические планеты, двигающиеся в пространстве, представляют собой единый узор, единую систему, единый ритм. Мы имеем дело с системой, отвергающей общепринятые анализы. Это темпоральный ритм, переводимый в серию точек-ритмов. Он и пространственный и временной.
Мак-Кей сказал:
– Это уже не связано с путешествиями во времени.
– Подождите! Я вижу целое, как систему линейных связей…
– Линии! – сказал Мак-Кей. – Связи!
– Как? Да, верно. Линейные связи, которые движут формами или формой измерений. Мы можем изложить все формы пространства как количество, которое определяет другие качества. Вы следите за моей мыслью?
Мак-Кей неуверенно кивнул.
– Мы рассматриваем данные как серию измерений, которая определяется движущимися точками, причем мы должны помнить, что они тоже определяют пространство между подобными точками. Итак, речь идет о многочлене измерения, если выражаться точнее. И чем же в связи с этим является время? Время – это многочлен измерения. Но мы имеем множество точек-измерений в пространстве и во времени. Итак, у нас есть либо одна постоянная переменная величина, либо множество постоянных переменных величин. И в результате сокращения их количества посредством расчетов, мы увидим, что имеем дело с двумя системами, которые содержат бесконечное множество возможностей.
– И вы обнаружили это? – спросил Мак-Кей.
– Я это обнаружил, – сказал Тулук. – Теперь отсюда следует, что имеются точки контакта нашей проблемы их раздельного существования в течение разных промежутков времени. Итак, Эбнис принимает другое измерение времени как шар калебана. Это неизбежный вывод.
– Это тонкие различия, которые видит калебан, – задумчиво сказал Мак-Кей. – Эти связи, эти нити.