– Ты следовал по моим следам, – сказал Маккай.

– Отлично!

Брой просиял. Он не ожидал встретить Досадийский обмен репликами, урезанный до лишенной эмоциональной окраски сути.

– К несчастью, – продолжил Маккай, – у тебя нет позиции, с которой можно вести переговоры. Будут сделаны определенные вещи. Ты уступишь по доброй воле. Ты вынужден будешь уступить, иначе мы будем действовать без тебя.

Со стороны Маккая это было умышленной провокацией, избрать не-Досадийские формы для сокращения этого противостояния. Это более, чем что-либо другое, говорило о том, что он прибыл из-за Стены Бога, что темнота, укравшая дневной свет, была слабым оружием из его арсенала.

Брой заколебался.

– Итак?

Единственное слово повисло в воздухе вместе с бесчисленными подтекстами: весь обмен отброшен, надежды разрушены, намек на печаль об утраченных силах и все еще с той извращенной скрытностью, бывшей отличительным признаком Броя. Это было более тонко, чем пожатие плечами, более сильно в своих намеках, чем двухчасовая говорильня.

– Вопросы? – поинтересовался Маккай.

Брой, явно удивленный, посмотрел на Джедрик. Он как будто взывал к ней: они оба были Досадийцами, разве не так? У этого пришельца грубые манеры, ему недостает Досадийского понимания. Как можно с ним разговаривать? Он обратился к Джедрик.

– Разве я уже не доказал свою покорность? Я пришел один, я…

Но Джедрик поддержала Маккая.

– Есть определенные… странности в нашем положении.

– Странности?

Мигательная мембрана Броя дернулась.

Джедрик позволила себе изобразить легкое замешательство.

– Некоторые тонкости положения на Досади должны быть опущены. Мы все сейчас униженные просители… и мы имеем дело с людьми, говорящими не так, как мы, поступающими не так, как мы…

– Да. – Брой указал вверх. – Умственно заторможенные. Значит, мы в опасности.

Это не было вопросом. Брой всматривался вверх, словно пытаясь увидеть что-то сквозь потолок и мешающие этажи. Он вздохнул.

– Да.

Это опять было сжатое сообщение. Любой, кто смог установить там Стену Бога, может взорвать и всю планету. Следовательно, Досади и все ее обитатели приведены к покорности. Лишь Досадиец мог бы быстро воспринять это без лишних вопросов, а Брой был истинным Досадийцем.

Маккай повернулся к Джедрик. Когда он заговорил, она предвидела каждое слово, но ждала его.

– Вели своим людям прекратить все атаки.

Он посмотрел в лицо Брою.

– И твои люди.

Брой переводил взгляд с Джедрик на Маккая, обратно на Джедрик. Он был явно озадачен, но повиновался, не задавая вопросов.

– Где коммуникатор?

26

Там, где господствует боль, агония может быть ценным учителем.

Досадийский афоризм

Маккаю и Джедрик не было нужды обсуждать это решение. Они соучаствовали в этом выборе и знали, что соучаствуют, посредством селекции памяти, отныне общей для них обоих. В Стене Бога была лазейка, и хоть сейчас стена окутала Досади темнотой, Калебанский контракт все еще был калебанским контрактом. Сейчас было важно, ответит ли Калебанка Стены Бога.

Джедрик в теле Маккая стояла на страже снаружи собственной комнаты, пока воплощенный в Джедрик Маккай сидел, пытаясь выйти на контакт. С кем ему следует связаться? Фанни Мэ? Абсолютная темнота, окружавшая Досади, намекала на уход охранницы Калебанки. И времени было мало.

Маккай сел, скрестив ноги, на пол комнаты и попытался очистить свое сознание. Концентрации мешали постоянные странные открытия в женском теле, которое он сейчас носил. Момент обмена оставил после шок, Маккай сомневался, что шок этот вообще измерим. Им ничего не оставалось, кроме как разделить желание поменяться теперь, и это произошло. Но это иное тело – ах, множество отличий создают такую путаницу. Это зашло намного дальше приспособления к иному росту и весу. Мышцы его/ее рук и бедер были словно неправильно прикреплено. Телесные ощущения направлялись различными подсознательными процессами. Анатомия создавала свой собственный шаблон, свое собственное инстинктивное поведение. К примеру, Маккай обнаружил, что необходимо развивать сознательно контролируемые движения, защищавшие его/ее груди. Движения напоминали мужские приемы для защиты паха. Эти приемы мужчина приводил в шаблоны автоматического поведения. Проблема с женским телом заключалась в том, что ему приходилось ДУМАТЬ о подобном поведении. И дело было не только в сцепке грудь/пах.

Когда Маккай пытался очистить свое сознание для Калебанского контракта, вмешивались эти спутанные сгустки памяти. Это доводило его до безумия. Ему нужно было избавиться от телесных раздражителей, но женское тело требовало постоянного внимания. В отчаянии Маккай проделал гипервентиляцию и попытался погрузиться в медитацию. Это был способ перманентной потери личности, если состояние слишком затянется. Однако это привело к ясности, достаточной для того, чтобы Маккай смог заполнить свое сознание образами Фанни Мэ.

Молчание.

Он чувствовал ход времени, словно каждое биение сердца было ударом.

По краям молчания затаился страх.

Маккай понял, что кто-то испугал Калебанку Стены Бога.

Он почувствовал гнев.

– Калебанка! Ты мой должник!

– Маккай?

Ответ был настолько слаб, что он поначалу подумал, что это надежды сыграли с ним дурную шутку.

– Фанни Мэ?

– Ты – Маккай?

Это было сильнее, и он узнал знакомое присутствие Калебанки в своем сознании.

– Я Маккай, а за тобой должок.

– Если ты правда Маккай… почему ты так… странно… изменился?

– Я ношу другое тело.

Маккай не был уверен, но ему показалось, что он почувствовал испуг. Потом Фанни Мэ ответила более сильно.

– Я теперь забираю Маккая с Досади? Контракт позволяет.

– Я разделю судьбу Досади.

– Маккай!

– Не спорь со мной, Фанни Мэ. Я разделю судьбу Досади, если ты не заберешь еще одну узловую точку/личность вместе со мной.

Затем Маккай спроецировал образ Джедрик, несложный процесс с тех пор, как он разделил все ее воспоминания.

– Она носит тело Маккая!

Это звучало обличительно.

– Она носит ЕЩЕ ОДНО тело, – сказал Маккай. Он знал, что Калебанка видела его новые взаимоотношения с Джедрик. Теперь все зависело от истолкования Калебанского контракта.

– Джедрик Досадийка, – запротестовала Калебанка.