— Каковы же человеческие слабости Императора и пророка? — спросил лицедел. — Не таятся ли они в религиозной сути джихада? Можно ли обратить против Императора его Квизарат? И прочна ли гражданская власть Великих Домов? Способен ли конгресс Ландсраада на большее чем пустой шум?
— Вспомните о Картеле негоциантов и перевозчиков товаров, — произнес Эдрик, поворачиваясь в баке. — КООАМ — это бизнес, а бизнес там, где выгода.
— Не следует забывать и о матери Императора, — напомнил Скитале. — Насколько мне известно, леди Джессика не отлучается с Каладана, но часто сносится со своим сыном.
— Предательница, — ровным голосом произнесла Мохийам, — если бы только можно было отказаться от этих рук, которыми я выпестовала ее…
— Наш заговор предъявляет к участникам строгие требования, — сказал Скитале.
— Ну, все мы больше чем заговорщики, — возразила Преподобная Мать.
— О да, — согласился Скитале. — Еще бы, мы полны энергии и учимся на ходу. Это делает нас единственной надеждой человечества, его спасителями, — проговорил он в тоне абсолютной убежденности, что в устах тлейлаксу [1] являлось предельной насмешкой.
Только одна Преподобная Мать оценила языковую тонкость.
— Почему же? — спросила она, обращаясь к Скитале.
Прежде чем лицедел успел ответить, Эдрик прочистил горло и произнес:
— Зачем заниматься сейчас философской чепухой? Любой вопрос, если достаточно долго докапываться до сути, сводится к одному и тому же: «Почему это происходит?» Политика, религия и торговля сходятся в конце концов к одному: в чьих руках сила. Альянсы, картели, союзы лишь гоняются за миражами, пока речь не идет о власти. Все прочее — ерунда, как должно быть ясно любому мыслящему существу.
Скитале пожал плечами: жест предназначался одной Преподобной Матери. На вопрос ответил Эдрик. Похоже, напыщенный дурак гильдиец — слабое звено в заговоре. Чтобы убедиться, что Преподобная Мать понимает это, Скитале проговорил:
— Внимательно слушая учителя, приобретаешь познания.
Преподобная Мать медленно кивнула.
— Принцесса, — с нажимом сказал Эдрик. — Выбирайте. Судьба назначила вас своим орудием, тончайшим и…
— Приберегите свою лесть для тех, на кого она сможет подействовать, — ответила Ирулан. — Вы упоминали психическую отраву, призрак которой сокрушит Императора. Объясните.
— Атрейдес победит сам себя! — прокаркал Эдрик.
— Хватит загадок, — отрезала Ирулан. — Что еще за призрак?
— Для призрака у него весьма необычный облик, — ответил Эдрик, — он обладает именем и плотью. Тело его некогда принадлежало знаменитому воину и откликалось на имя Дункан Айдахо. Теперь же его…
— Айдахо мертв, — отвечала Ирулан. — Пауль часто горевал по нему в моем присутствии. Он сам видел, как сардаукары моего отца сразили Айдахо…
— Даже терпя неудачи, — возразил Эдрик, — сардаукары вашего отца не теряли головы. Представим себе, что один из их командиров узнал погибшего и потому поступил мудро. Что он мог сделать? Есть способы использования тел, обладающих такими воинскими умениями, если только действовать быстро.
— Значит, это гхола тлейлаксу, — прошептала Ирулан, искоса поглядев на Скитале.
Почувствовав на себе ее взгляд, Скитале обратился к своему искусству лицедела — очертания лица и фигуры его вдруг расплылись, плоть потекла, принимая новый облик. Перед принцессой вдруг оказался худощавый мужчина, круглолицый, со слегка приплюснутыми чертами лица. Высокие скулы словно подпирали слегка раскосые глаза, черные волосы были взъерошены.
— Таков облик этого гхолы, — пояснил всем Эдрик, показывая на Скитале.
— То есть он — просто еще один лицедел? — спросила Ирулан.
— Подобное лицеделам не по силам — они не могут длительно сохранять принятый облик. Нет, предположим лучше, что наш сообразительный командир сардаукаров подготовил труп Айдахо для аксолотль-баков. Разве это нецелесообразно? Ведь эти плоть и нервы принадлежали одному из лучших фехтовальщиков в истории человечества, советнику Атрейдесов и военному гению. Не правда ли — потеря, ведь все это можно сохранить и использовать, если воссоздать Айдахо в качестве инструктора сардаукаров.
— Но я ничего не слышала об этом, а ведь я была среди тех, кому отец доверял.
— Ах-хх… тогда принцесса была молода, и отец ее, потерпев поражение, буквально через несколько часов продал свою дочь победителю — вами пришлось расплатиться с новым Императором, — произнес Эдрик.
— Это — с телом — и впрямь было сделано? — резко спросила она.
С мерзким самодовольством Эдрик продолжал:
— Предположим далее, что наш мудрый командир сардаукаров, понимая необходимость спешить, немедленно отослал Бене Тлейлаксу сохраненное тело Айдахо. Далее предположим, что и командир, и его люди погибли прежде, чем успели доложить обо всем вашему отцу, который все равно не смог бы этим воспользоваться. И факт остался незамеченным, ведь труп Айдахо — только плоть, оказавшаяся в руках тлейлаксу. Переправить же его можно было только на лайнере. А мы, гильдийцы, всегда знаем, что перевозят на наших кораблях. И раз мы узнали об этом звене, следовало и нам проявлять мудрость — приобрести этого гхолу для подарка Императору?
— Вы, конечно, так и поступили, — утвердительным тоном сказала Ирулан.
Скитале вновь принял вид простодушного толстяка и добавил: — Да, мы поступили так, как сообщил сейчас наш старинный друг.
— Какой психологической обработке был подвергнут Айдахо? — спросила Ирулан.
— Айдахо? — переспросил Эдрик, поглядев на тлейлаксу. — Скитале, разве мы покупали у вас Айдахо?
— Мы продали вам существо по имени Хейт, — ответил Скитале.
— Действительно, Хейт, — подтвердил Эдрик. — А почему вы его продали нам?
— Потому что однажды нам случилось вырастить своего собственного Квисатц Хадераха, — проговорил Скитале.
Быстро повернув голову, Преподобная Мать укоризненно поглядела на него.
— Вы не говорили нам об этом.
— А вы и не спрашивали, — отвечал Скитале.
— И как вы одолели этого вашего Квисатц Хадераха? — спросила Ирулан.
— Существо, затратившее всю жизнь, чтобы воплотить собственное представление о себе, скорее предпочтет умереть, чем превратиться в собственную противоположность.
— Я не понимаю… — начал Эдрик.
— Он покончил с собой, — буркнула Преподобная.
— Внимательнее слушайте меня, Преподобная, — предупредил Скитале, воспользовавшись интонацией, гласящей: ты не объект для секса, никогда не была объектом для секса, не можешь быть объектом для секса.