Одраде вздохнула и оглянулась на Ваффа. Тот стоял неподвижно, но от нетерпения кусал себе губы. Отлично!
Будь ты проклят, Альбертус! Лучше бы ты оказался мятежником!
За закрытыми дверьми храма шли жестокие дебаты о должности Верховного Священника. Новые ракисцы говорили о необходимости «идти в ногу со временем». В переводе на общепринятый язык это означало: «Дайте нам больше власти!»
Так было всегда, подумала Одраде. Даже в Бене Гессерит.
Но ее все равно преследовала неотвязная мысль: Бедный Туэк.
Альбертус докладывал, что незадолго до своей смерти и до замещения его лицеделом, Туэк говорил одному своему родственнику, что после его смерти семья может утратить свое влияние на Ракисе. Туэк был намного тоньше и глубже, чем предполагали его враги. Его семья уже начала собирать долги, создавая основу сохранения власти.
Да и лицедел многого достиг своим перевоплощением. Семья Туэка не догадывалась о подмене, настолько хорошо играл лицедел свою роль. Наблюдения за ним открывали фальшь только опытному взгляду Преподобной Матери. Именно это не давало покоя Ваффу.
Одраде резко повернулась и направилась к Мастеру Тлейлаксу. Пора заняться им!
Она остановилась в двух шагах от Ваффа и принялась сверлить его горящим взглядом. Вафф мужественно встретил ее взгляд.
— У тебя было достаточно времени, чтобы обдумать свою позицию, — обвиняющим тоном заговорила она. — Почему ты молчишь?
— Мою позицию? Вы думаете, что оставили нам какой-то выбор?
— Человек — это всего лишь камень, брошенный в пруд, — Одраде процитировала слова самого Ваффа, которые тот часто повторял, демонстрируя свою веру.
Вафф прерывисто вздохнул. Она говорит правильные слова, но что она при этом думает и что стоит за этими словами? Ему больше не казалось, что такие слова могут исходить из уст женщины-повиндах.
Вафф молчал, а Одраде продолжила цитату:
— И если человек всего лишь камень, то не могут и дела его быть выше камня.
При этих словах Одраде непроизвольно вздрогнула, что не укрылось от взглядов Сестер. Эта дрожь не входила в сценарий того представления, какое предстояло разыграть Преподобной Матери.
ТЕЛО И ДУША БЕНЕ ГЕССЕРИТ ВСТРЕТЯТСЯ С ТОЙ ЖЕ СУДЬБОЙ, С КАКОЙ ВСТРЕЧАЮТСЯ ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ ТЕЛА И ДУШИ.
Это жалящее острие вошло в ее душу.
Как я стала такой уязвимой? Ответ напрашивался сам собой: Манифест Атрейдесов!
Составление этого документа под пристальным наблюдением Таразы вскрыло во мне какие-то изъяны.
Не было ли это целью Таразы: сделать Одраде уязвимой? Как могла знать Тараза, что они найдут на Ракисе? Верховная Мать не только сама не пользовалась предзнанием, но избегала людей, обладающих им. В тех редких случаях, когда она требовала от Одраде проявить ее способности, от тренированного взгляда любой Сестры не ускользнула бы та неохота, с которой это делалось.
Но все же она сделала меня уязвимой.
Было ли это случайностью?
Одраде быстро прочитала Литанию против страха. Прошло всего несколько секунд, но за это время Вафф принял решение.
— Вы попытаетесь меня принудить, — сказал он, — но вы не знаете, какую силу мы приберегли для этого момента.
Он показал на рукава, в которых раньше были смертоносные дротики, и сказал:
— Это покажется детскими игрушками по сравнению с тем оружием, которое у нас есть.
— Община никогда в этом не сомневалась, — ответила Одраде.
— Значит, между нами начнется вооруженный конфликт? — спросил он.
— Если вы сделаете такой выбор, — произнесла Одраде.
— Почему вы так не хотите конфликта?
— Есть люди, которые от души порадуются, когда Бене Гессерит и Бене Тлейлаксу вцепятся друг другу в горло, — объяснила Одраде. — Наши враги не упустят шанса подобрать те щепки, которые полетят, когда начнется смертельная схватка между нами.
— Вы выставляете аргумент за аргументом, но не даете моему народу пространства для переговоров. Может быть, ваша Верховная Мать не снабдила вас полномочиями для таких переговоров!
Какое искушение передать все дело в руки Таразы, как, впрочем, она сама того хотела. Одраде взглянула на Сестер. Лица их были ничего не выражающими масками. Они что-то поняли? Поймут ли они, если она поступит вопреки приказам Таразы?
— У вас есть такие полномочия? — упорно стоял на своем Вафф.
Благородная цель, подумала Одраде. Во всяком случае, Золотой Путь Тирана показал хотя бы одно качество такой цели.
Одраде решилась на плодотворную правду.
— У меня есть такие полномочия, — сказала она. Ее собственные слова сделали это правдой. Приняв на себя полномочия, она лишила Таразу возможности отрицать их. С другой стороны, она понимала, что ее слова заставят ее действовать собственным путем, нарушая стройный и последовательный план Таразы.
Независимое действие. Именно этого она сама желала от Альбертуса.
Одраде обратилась к Сестрам:
— Прошу вас, оставайтесь здесь и проследите, чтобы. нас никто не беспокоил. — Потом Ваффу: — Нам будет удобно.
Она показала рукой на два кресла-собаки, стоявшие под прямым углом друг к другу.
Они сели, и только после этого Одраде приступила к разговору.
— Для полноценных переговоров нам нужна та степень искренности, какую редко позволяют себе дипломаты. Слишком велики ставки, чтобы мы погрязли в мелких увертках.
Вафф посмотрел на Одраде странным взглядом.
— Мы знаем, что в вашем Высшем совете существуют разногласия. Нам делались тонкие намеки. В этой части…
— Я верна делу Общины Сестер, — поспешила заверить собеседника Одраде. — Даже те, кто сообщал вам о разногласиях, сохраняли такую верность.
— Это еще один трюк…
— Никаких трюков!
— У Бене Гессерит не бывает без трюков, — в голосе Ваффа прозвучало неприкрытое обвинение.
— Что в нас пугает вас? Скажите конкретно.
— Возможно, я слишком много узнал от вас, чтобы вы могли оставить меня в живых.
— Но разве я не могу сказать то же самое о вас? — спросила Одраде. — Кто еще знает о нашем сближении? С вами говорит сейчас не женщина-повиндах.
Она произнесла это слово не без внутреннего трепета, но эффект не мог бы быть более ошеломляющим. Было видно, что Вафф потрясен. Некоторое время он приходил в себя. Сомнения оставались, и это она сама посеяла их в нем.
— Что доказывает ваши слова? — спросил он. — Вы сможете забрать у нас вещи, о которых узнали, и не дать ничего взамен моему народу. Вы все еще приберегаете против нас кнут.