— Он опять здесь, Марти, — говорил мужчина, обращая ее внимание на Айдахо.
— Как он может видеть сквозь пелену смерти? — всегда спрашивала Марти. — Мне кажется, что это невозможно.
— По-видимому, он стал очень тонким. Интересно, знает ли он об опасности?
Опасность. Именно это слово прерывало его видение.
— Ты сегодня не у консоли?
Какое-то мгновение ему казалось, что это продолжается видение, но потом он осознал, что вопрос задала вполне реальная Одраде. Ее голос раздался сзади, женщина стояла рядом с Айдахо. Он резко повернулся и успел заметить, что не закрыл за собой люк, и Одраде проследовала за ним в Большое Хранилище. По его пути, не наступая на песок, который мог выдать ее присутствие своим шорохом под ее ногами.
Вид у Одраде был усталым, глаза выдавали нетерпение. Почему она думает, что я должен быть у консоли управления?
Словно отвечая на его невысказанный вопрос, Одраде сказала:
— В последнее время я очень часто заставала тебя за пультом у консоли. Что ты ищешь, Дункан?
Он молча покачал головой. Почему я вдруг почувствовал угрозу?
В общества Одраде он редко испытывал страх. Однако мог припомнить и исключения. Например, однажды она вдруг стала внимательно приглядываться к его рукам, находившимся в поле консоли управления. Страх ассоциируется с консолью. Неужели я выдал пристрастие ментата к получению данных? Может быть, они заподозрили, что у меня есть скрытая от них внутренняя жизнь?
— Мне совершенно отказано в праве на частную жизнь? — В голосе прозвучали гнев и вызов.
Одраде медленно покачала головой, словно говоря: «Ты способен на нечто большее».
— Ты приходишь сюда второй раз за сегодняшний день. — В голосе Айдахо появились обвиняющие нотки.
— Должна тебе сказать, что ты стал лучше выглядеть, Дункан, — еще одна словесная уловка.
— Ваши наблюдатели докладывают тебе и об этом?
— Не раздражайся. Я приходила поговорить с Мурбеллой, и она сказала, что ты должен быть внизу.
— Полагаю, вы знаете, что Мурбелла снова беременна.
Можно ли расценивать эти слова, как попытку умиротворить Одраде?
— Мы очень рады этому, но я пришла сказать тебе, что Шиана намерена нанести тебе визит.
Почему об этом говорит мне именно Одраде?
Слова Верховной Матери вызвали в памяти Айдахо образ девчонки с Дюны, которая стала самой молодой (так утверждали сами Сестры) полной Преподобной Матерью. Шиана, его доверенное лицо там, на воле, которая в Пустыне следит за развитием Великого Червя. Стал ли он вечен? Почему Одраде интересуется визитами Шианы к нему?
— Шиана хочет поговорить с тобой о Тиране.
Одраде видела, что сумела удивить Айдахо.
— Что нового могу я сказать Шиане о Лето Втором? — спросил Дункан. — Она же Преподобная Мать.
— Ты очень близко знаешь Атрейдесов.
Ага, вот в чем дело! Она охотится за ментатом.
— Но ты говоришь, что она хочет обсудить со мной Лето, а о нем не надо думать как об Атрейдесе.
— Но он был им. Он был слишком рафинирован, сведен до первобытных элементов, но все же он был одним из нас.
Одним из нас! Она напомнила ему о том, что и сама была из Атрейдесов. Она воззвала к его вечному чувству долга по отношению к этому семейству!
— Это ты так говоришь.
— Может быть, мы перестанем играть в эту дурацкую игру?
Его охватило чувство опасности. Надо быть осторожным.
Эта перемена не укрылась от Одраде. Преподобные Матери очень понятливы. Он уставился на нее, не смея говорить, зная, что любое слово скажет ей слишком много.
— Мы уверены, что ты помнишь о жизнях не одного гхола, — не дождавшись, когда Айдахо ответит, Одраде продолжала: — Давай, давай, Дункан! Ты ментат?
По тому, как она говорила, по интонации, обвиняющей, а не вопрошающей, он понял, что тайне пришел конец. Невзирая на опасность, Дункан испытал несказанное облегчение.
— А что, если так?
— Тлейлаксианцы смешали клетки более чем одного гхола, когда выращивали тебя.
Айдахо-гхола! Он отказывался думать о себе, как об абстракции.
— Почему для вас вдруг стал так важен Лето?
В этом ответе прозвучал отказ от бегства.
— Наш Червь превратился в песчаную форель.
Эти форели растут и размножаются?
— Да, это очевидно.
— Если вы не сумете остановить или уничтожить их, то они превратят Капитул во вторую Дюну.
— Ты вычислил это, не правда ли?
— Мы с Лето.
— Итак, ты помнишь множество жизней. Очаровательно. Это делает тебя похожим на нас.
Какой у нее прямой взгляд!
— Это совсем другое.
Надо заставить ее сойти с опасного пути!
— Ты получил доступ к этой памяти в момент первого контакта с Мурбеллой?
Кто мог догадаться об этом? Луцилла? Она была при этом и могла поделиться своими подозрениями с Сестрами.
Пришлось коснуться смертельно опасного предмета.
— Я не новый Квисатц Хадерах!
— В самом деле?
Она оценивает объективные данные. Она продемонстрировала это холодно и спокойно, обнажив свою жестокость, подумал он.
— Ты же знаешь, что нет! — Он боролся за жизнь и понимал это. Боролся не столько с Одраде, сколько с теми другими, кто наблюдал за ним все эти годы.
— Расскажи мне о своих последовательных воспоминаниях, — это был приказ Верховной Матери, которого нельзя ослушаться.
— Я знаю те… жизни. Они слились для меня в одну.
— Это накопление может быть очень ценно для нас, Дункан. Ты помнишь чан с аксолотлями?
Ее вопрос направил его мысли к моменту смутного прозрения в окружении образов тлейлаксианцев и нагромождения человеческой плоти в те мгновения, когда он, будучи новорожденным, продирался по родовым путям. Но какое отношение это имеет к чанам?
— Сциталь поделился с нами знаниями, и теперь мы можем создать свои системы с аксолотлями, — сказала Одраде.
Системы? Интересное слово.
— Значит ли это, что вы сможете воспроизвести и производство Пряности, которым овладели на Тлейлаксу?
— Сциталь торгуется, но он просит больше, чем мы ему дадим. Но Пряность придет вовремя тем или иным путем.
Одраде слышала нотки уверенности в своем голосе, почти не опасаясь, что Дункан заподозрит неуверенность. У нас может не хватить времени сделать это.