Но кабинет кажется чужим не им, а мне.
— Как ты себя чувствуешь, Дар? — участливо спросила Тамалейн.
Одраде взмахом руки попыталась выпроводить их, но обе женщины не двинулись с места.
В сознании Одраде происходили вещи, которые нельзя было объяснить длинными рабочими днями и недостаточным отдыхом. Уже не первый раз ей казалось, что она работает в каком-то чужеродном окружении, в чуждой ей обстановке. Прошлой ночью, когда она перекусывала за этим столом, на его поверхности точно так же мелькали всякие сообщения, но тогда она смотрела на них, как на незаконченную работу.
Каких Сестер следовало сохранить для этого ужасного Рассеяния? Как повысить шансы выживания песчаных форелей, которых взяли с собой Сестры Рассеяния? Каковы нужные партии меланжи? Надо ли выждать какое-то время, прежде чем посылать в неизвестность новую группу Сестер? Надо ли поторопить Сциталя, чтобы он поскорее открыл, каким образом тлейлаксианцы выращивают в своих чанах меланжу?
Одраде вспомнила, что мысль об отчуждении пришла ей в голову, когда она жевала сандвич. Она развернула ломтики и внимательно их рассмотрела. Что я ем? Куриная печень с луком и лучшим хлебом Капитула.
Пристальное внимание к обычным вещам — вот где ключ к разгадке отчуждения.
— Похоже, ты больна, — сказала Беллонда.
— Это просто усталость, — солгала Одраде. Они понимали, что она лжет, но не могли же они бросить ей вызов?
— Вы устали точно так же. — В тоне Одраде прозвучала вполне правдоподобная забота и привязанность.
Белл не была удовлетворена таким ответом.
— Ты подаешь нам плохой пример!
— Что? Я?
Притворство не ускользнуло от внимания Белл.
— Ты прекрасно знаешь, что ты делаешь!
— Ты всегда показываешь всем свою заботу и эмоциональную привязанность, — подлила масла в огонь Тамалейн.
— Даже по отношению к Белл.
— Мне не нужна твоя проклятая привязанность. В ней что-то не так.
— Только если я использую ее для принятия важных решений, Белл. Только в этом случае.
Голос Беллонды снизился до свистящего шепота.
— Некоторые думают, что ты неисправимый романтик, Дар. Ты знаешь, куда это может тебя привести.
— Объединить вокруг меня Сестер для целей, не связанных с выживанием. Ты это хочешь сказать?
— Иногда ты причиняешь мне страшную головную боль, Дар!
— Это мое право и обязанность — причинять вам всем головную боль. Когда у вас не болит голова, вы становитесь беззаботными и беспечными. Привязанность вам не нравится, но когда вас ненавидят, вы прекрасно себя чувствуете!
— Я знаю свои недостатки.
Ты не можешь быть Преподобной Матерью, но не понимаешь этого.
Кабинет снова стал родным и знакомым, но теперь Одраде знала источник отчуждения. Она думала об этом кабинете, как части древней истории, видя его таким, каким он мог быть много веков назад. Именно таким он и станет, если удастся ее план. Теперь она знала, что надо делать. Пора открывать суть первого шага.
Осторожно.
Да, Тар, сейчас я так же осторожна, как и ты.
Да, Бел и Там стары, но их ум может быть острым, когда того потребуют обстоятельства.
Одраде пристально посмотрела в глаза Белл.
— Паттерны, Белл. Наш паттерн — это не отвечать насилием на насилие. — Она подняла руку, заставив Беллонду замолчать на полуслове. — Да, насилие порождает ответное насилие, и этот маятник, раскачиваясь все сильнее, в конце концов сметает обе противоборствующие стороны.
— Что ты предлагаешь? — потребовала ответа Тамалейн.
— Может быть, нам следует заманить быка еще дальше?
— Мы не смеем этого делать. Пока не смеем.
— Но мы не смеем и сидеть здесь сложа руки и ждать, когда они найдут нас. Лампадас и другие несчастья, свалившиеся на нас, ясно говорят о том, что будет с нами, когда они нагрянут. Когда, а не если.
Произнося эти слова, Одраде вновь почувствовала себя на тугом канате над пропастью, а сзади крадется темная фигура с топором. Ей захотелось погрузиться в свой ночной кошмар, оглянуться и посмотреть, кто этот палач, но она не осмелилась этого сделать. Это была ошибка Квисатц Хадераха.
Ты не видишь будущее, ты творишь его.
Тамалейн решила все же выяснить, почему Одраде именно, сейчас коснулась этого предмета.
— Ты переменила свое решение, Дар?
— Нашему гхола Тегу десять лет.
— Он слишком мал, чтобы восстанавливать его исходную память, — произнесла Беллонда.
— Зачем мы воссоздали Тега, как не для силовых акций, — сказала Одраде. — О да, — продолжила она, видя, что Там собирается возразить ей. — Тег не всегда решал наши проблемы с помощью насилия. Миролюбивый башар может отводить в сторону врагов с помощью разумного слова.
Там задумчиво заговорила:
— Но Досточтимые Матроны вряд ли вообще пойдут на какие бы то ни было переговоры.
— Да, если только мы не доведем их до крайности.
— Мне думается, ты предлагаешь слишком быстрое движение вперед, — сказала Беллонда. Пусть Белл проявит свой ум ментата и суммирует все сказанное.
Одраде сделала глубокий вдох и посмотрела на поверхность рабочего стола. Наконец это пришло. В то утро, когда она извлекла ребенка из того непристойного чана, она уже предчувствовала, что настанет сегодняшний момент. Даже тогда она знала, что подвергнет гхола испытаниям раньше положенного времени. Узы крови сделали свое дело несмотря ни на что.
Сунув руку под стол, Одраде нажала кнопку поля вызова. Советницы молча застыли в ожидании. Они знали, что сейчас Верховная скажет что-то чрезвычайно важное. Есть одна вещь, в которой может быть уверена любая Верховная Мать, — Сестры будут слушать ее с великим вниманием, которое обязано своим происхождением не званию Преподобной Матери, а чему-то в сознании каждой Сестры.
— Политика, — сказала Одраде.
Советницы сосредоточились. Политика — это очень емкое слово. Если ты вмешиваешься в политику Бене Гессерит, то власть твоя повышается от высокой до возвышенной, и ты вступаешь в зону небывалой ранее ответственности. Ты взваливаешь на себя непомерный груз обязанностей и решений, от которых зависит жизнь очень многих, кто стоит ниже тебя. Именно это привязывало Сестер к Верховной Матери. Это слово говорило всем советницам, всем наблюдателям, что Первые Среди Равных пришли к очень важному решению.
Все услышали, как за дверью раздался шорох. Кто-то прибыл в кабинет Одраде. Верховная Мать нажала на белую пластину, вделанную в столешницу. Дверь неслышно отворилась. На пороге, ожидая приказаний Верховной Матери, стояла Стрегги.