— Хочешь сказать, что он уже разумен? — спросила Пруденс.
— Нет. Я вовсе не считаю, что он разумен. Я считаю, что мы достаточно далеко продвинулись, используя компьютер и симулятор лобных долей нашего «Быка». Мы продвинулись гораздо дальше, чем проект Лунной базы за двадцать лет! И нам следует двигаться дальше.
«Помню, я только раз настолько уставала — после почти пятичасовой операции», — подумала Пруденс.
— Передаю вахту, — объявила она.
Они поменялись местами у главного пульта, и Флэттери обвел взглядом приборы, готовясь провести наедине с кораблем следующие четыре часа.
«А ведь Жестяное Яйцо может и закапризничать», — мелькнула у него мысль.
Порой ему казалось, что по кораблю разгуливают призраки шестнадцати человек, погибших еще на Луне при строительстве звездолета, тех членов экипажа, что при различных обстоятельствах погибли во время полета… и даже ОИРов, принесенных в жертву на этом алтаре.
«Интересно, а есть ли у этих бестелесных мозгов душа, — подумал Флэттери. — Если нам удастся вдохнуть разум в эту машину, будет ли наше создание обладать душой?»
— Слушай, а автоматика уже закончила латать пробоину? — спросил Бикель.
— Все изолировано, — отозвался Флэттери и подумал: «Интересно, когда же дикий разум снова нанесет удар?»
— А что находилось в Четвертом Отсеке? — спросила Пруденс. — Чего мы лишились?
— Пищевые концентраты, — ответил Бикель. — Я проверил это в первую очередь.
Он заявил это таким тоном, что сразу становилось ясно: «Сделал то, что должна была сделать ты, поскольку вахта была твоя».
— Радж, если хочешь, могу за тебя отдежурить, — предложил Тимберлейк.
— Нет, нет, вот немного отдохну…
— Разрез представляет собой абсолютно прямую линию, проходящую через все…
— В природе не бывает абсолютно прямых линий, — заметил Флэттери.
Бикель вздохнул.
«Интересно, что дальше?» — подумал он.
— Если у тебя появились какие-то соображения, выкладывай, — предложил он.
— Сознание — это своего рода вид поведения, — начал Флэттери. — Согласны?
— Согласны.
— Но корни нашего поведения уходят так глубоко в прошлое, что нам до них ни за что не докопаться.
— Опять ты об эмоциях, да? — спросил Бикель.
— Нет, — возразил Флэттери.
— Он об инстинктах, — пояснила Пруденс.
Флэттери кивнул:
— Некая генетическая память, подсказывающая цыпленку, как вылупиться из скорлупы.
— Эмоции, или инстинкт, какая в сущности разница? — удивился Бикель. — Эмоции — суть производное инстинкта. Значит, ты по-прежнему настаиваешь, что нам не удастся наделить «Быка» разумом до тех пор, пока мы не снабдим его инстинктами и эмоциями?
— Ты прекрасно понимаешь, о чем я, — ответил Флэттери.
— Он должен любить нас, — заявил Бикель. Он задумчиво пожевал верхнюю губу, захваченный простотой мысли. Флэттери, конечно же, прав. Именно это могло стать уздой, обеспечивающей необходимую степень контроля.
— У него должна быть собственная система эмоциональных реакций, — продолжал Флэттери. — Система должна отзываться целым рядом физических реакций, которые «Быку» известны. Что-то вроде характерных для человека мышечных реакций и тона голоса. Всё то, чем мы откликаемся на эмоции.
«Эмоции, — подумал Бикель. — Характеристика, позволяющая нам оценивать личность со стороны. То, что определяет личностные суждения. Закрытый процесс, возникающий естественным образом».
Это позволяло взглянуть на механическую концепцию Время — Эмоции совершенно иначе. Исключительно дерзкий взгляд на само понятие Времени.
— Мы попросту не можем быть хоть мало-мальски объективными в отношении самих себя кроме наших физических реакций, — пояснил Бикель. — Помните? Именно это неустанно повторял доктор Эллерс.
Флэттери вспомнился Эллерс, главный психиатр Лунной базы. «Бикель — истинное воплощение „цели“, он — сила, которая задаст направление вашим поискам, — сказал как-то Эллерс. — Конечно же, у вас есть альтернативы. Вы встретитесь с непредвиденными ситуациями. Но другого, столь же отточенного, как Бикель, инструмента у вас не будет. Он истинно творческий исследователь».
«Эмоции, — подумал Бикель. — Как мы обозначаем их и программируем их? Что делает для этого наше тело? Ведь мы внутри, в непосредственном контакте с тем, что делает наше тело. Да, это единственное, по поводу чего мы можем оставаться совершенно объективными. Что именно делает наше тело…»
— У него должно быть полностью функционирующее тело, — вздохнул Бикель, которому вдруг открылась и вся проблема в целом, и пути ее решения. — У него должно быть тело, которое пережило и травму и кризис.
Он уставился на Флэттери.
— И чувство вины тоже, Радж. Оно должно осознавать, что такое чувство вины.
— Чувство вины? — переспросил Флэттери, недоумевая, отчего слова Бикеля вызвали у него гнев и едва ли не страх. Он хотел возразить, но тут до его слуха донеслись какие-то ритмичные глухие звуки. Сначала он решил, что это сработала неисправная сигнализация, и только через несколько мгновений понял, что эти звуки исходят от Тимберлейка. Инженер по системам жизнеобеспечения свернулся калачиком в коконе и крепко спал, сладко похрапывая во сне.
— Да, именно чувство вины, — подтвердил Бикель, не сводя взгляда с Флэттери. — Хочешь, чтобы он любил нас? Хорошо. Ведь любовь есть не что иное, как разновидность нужды, верно? У него будут эмоции, но это означает неограниченный спектр эмоций, Радж. И этот спектр включает страх.
«Вина и страх, — подумала Пруденс. — Раджу придется смириться с этим. Он обучен так, что не в состоянии будет отрицать это».
Она взглянула на Бикеля. Тот смотрел куда-то в пространство, глаза его затуманились от каких-то потаенных мыслей.
— Удовольствие и боль, — наконец пробормотал Бикель. Он перевел взгляд на Пруденс, потом на похрапывающего Тимберлейка, потом — на Флэттери, ненадолго задерживаясь на каждом. Интересно, понимают ли они, что ИР, кроме всего прочего, должен обладать еще и способностью к воспроизводству?
Пруденс почувствовала, как ускоряется ее пульс, и наконец сумела оторвать взгляд от Бикеля. Она коснулась пальцами виска, почувствовала, как сильно бьется жилка, и решила, что это — следствие учащенного дыхания, высокой температуры, недоедания, усталости и тревоги. Смесь серотонина и адреналина, которую она получала в гибертанкс, позволяла ей держать себя в руках. Она отчетливо представляла все происходящее в ее организме, и сейчас она ясно понимала, что ей необходимо подкрепить себя инъекциями необходимых препаратов.
— Итак, Радж? — спросил Бикель.