— Нет. В этом нет необходимости. Разве ты не чувствуешь?
— Я чувствую стеснение в груди. Он — единственная преграда между нами и…
— Нашей судьбой? О нет, никаких преград нет.
За спиной Неви появился широко улыбающийся Рико и помахал Кристе рукой.
Спайдер встал и, осторожно ступая по скользким от прошедшего недавно ливня камням, направился к ним. Криста всегда любила запах дождя — он был таким же влажным, как запах моря, но в нем не было и десятой доли оттенков запаха морского побережья: запаха волн и водорослей. И мертвого дирижаблика, распростершегося на песке, как спящий любовник.
— Ну, видишь? — с улыбкой обернулась она к Бену.
— Думаю, да. — отозвался тот.
Неви прорычал что-то, и оставшиеся в живых охотники стали вытаскивать Зенца из сетей. И вновь Криста почувствовала себя лишь персонажем картины.
— Замри, — прошептала она.
Бен застыл.
Неви остановился, и его лицо выразило крайнее изумление.
— Где они? — проревел он и сощурился, хотя солнца били ему в спину. — Куда они делись?
Криста с трудом удержалась от смеха, и Рико, оценив ее мужество, беззвучно зааплодировал.
— Не понял, — сказал Бен. — Мы что теперь — невидимки?
— Нет, мы не невидимки, — ответила Криста. — Нас просто невозможно увидеть. Для него мы сливаемся с фоном, на котором стоим. Думаю, это Рико научил келпа такому фокусу.
Бен сжал ее руку и только открыл рот, чтобы еще о чем-то спросить, как вновь грянули выстрелы.
Сегодня утром я начну восхождение к горним высотам, неся с собой все надежды и невзгоды матери своей; и там… из всего, что в нашем суетном мире немощной плоти рождается и умирает под солнцем, я призову Огонь.
Пьер Тейяр де Шарден, «Гимн вселенной».
Твисп вел Калеба к мерцающему впереди огоньку у края оракула. Эта пещера была из маленьких — когда-то здесь пролегал один из тянувшихся на несколько километров вдоль побережья боковых отростков того самого корня, который Флэттери приказал выжечь. Это была укрытая от посторонних взглядов пещерка, где легко дышалось и всегда пахло йодом и солью.
Походка Калеба была почти точной копией походки его отца. Да и сам он и фигурой, и манерами слишком часто напоминал Твиспу Бретта: такой же высокий, широкоплечий и так же пытливо взирающий на мир, моментально реагируя на любое движение или изменение света. Пока еще были живы родители, Калеб ходил к оракулу чаще других. Даже в сумраке пещеры Твисп сумел разглядеть, что недавняя еще юношеская угловатость Калеба сменилась уверенной грацией молодого атлета.
— Да, твой отец тобой гордился бы, — вздохнул Твисп.
— Зато тебя он любил больше всех.
Они остановились около края пруда и какое-то время просто наблюдали за колыханием стеблей келпа у самой поверхности воды. Здесь, в пещере, можно было говорить только тихо, так как любой звук разносился эхом по самым дальним уголкам. За их спинами тихонько возились монахи. Они разбирали большой бур, при помощи которого велись все горные работы.
— Твои родители познакомились, когда были моложе, чем ты сейчас. А у тебя есть кто-нибудь?
И вновь Твиспу показалось, что он смотрит на Бретта: тот так же внезапно заливался румянцем, правда, у Калеба была более смуглая кожа. Это от матери. Зато рыжий цвет волос был даром отца.
— Так как? У тебя уже есть кто-нибудь?
— Виктория — большой остров. Там живет много женщин, — со вздохом ответил Калеб.
— Много… — задумчиво пробормотал Твисп. — И одна из них разбила тебе сердце?
Молодой человек сердито засопел, даже развернулся было, чтобы уйти, но передумал.
— Старец, вас не проведешь! — И вдруг рассмеялся. — Я что, прозрачный?
Твисп развел руками.
— Твое поведение говорит само за себя. Я сам через это прошел. Подумай, тридцать лет уже минуло, а она до сих пор мне снится.
Он не стал продолжать. Ему было важнее дать выговориться Калебу.
Молодой человек уселся на край пруда, спустил ноги в воду и погладил босой ступней потянувшийся к нему стебель.
— Когда я путешествовал по келпопути, по стеблю моего отца, я видел тебя его глазами. Ты был ласков с ним и строг, ты был добр и позволял ему слишком много говорить. — Калеб опять рассмеялся. — Я знаю, он был хорошим человеком. И ты тоже хороший человек. И я хочу стать хорошим человеком. Но… — он медленно покачал головой, — но я — это я. Я другой. И моя жизнь не похожа на вашу.
Он соскользнул в пруд и закачался на большой плети, как в гамаке; над поверхностью воды остались лишь голова и грудь. Даже в озарявшем пещеру мерцании красных и синих огоньков келпа Твисп увидел, как изменилось выражение глаз Калеба. В них действительно появилось нечто новое.
— И в чем же ты другой? Ты дышишь, ешь, опорожняешься…
— Ты забыл, зачем мы пришли сюда, — резко перебил его Калеб, и в его голосе не было ни капли почтения, присущего юноше, разговаривающему со старшим по возрасту. — Сколько людей погибло сегодня, пытаясь добраться до Флэттери? Далеко они добрались?
Твисп не ответил, и молодой человек продолжил:
— Буду откровенен: я уважаю тебя, но требую ответного уважения к себе. И хочу, чтобы ты признавал мое право действовать так, как я считаю нужным. Если это у нас не получится, нам придется снова идти в атаку. И ты это сам прекрасно знаешь.
Последние слова он произнес сонным голосом, и Твисп понял, что келп уже овладевает им, чтобы отправить в путешествие по закоулкам прошлого. Но старый монах решил помочь юноше направить мысли к тем событиям в недавнем прошлом, что порождали в нем ощущение неудачи и неуверенности в себе.
— Та женщина не дает тебе заснуть, — тихо произнес Твисп. — Расскажи мне о ней.
— Хорошо, — согласился Калеб и опустил веки.
До чего же его глаза походили на отцовские! Такие же серые и такие же не по годам мудрые.
— Да, она здесь. До того, как мы познакомились, она уже успела родить двух мальков. Ее зовут Кита, и она знает о келпе столько же, сколько мы знали прежде, когда были с ним чужими. У нее было немало любовников. Но я был последним. А она навсегда останется для меня последней!
Последние слова сопровождались таким мучительным стоном, что у Твиспа волосы встали дыбом. Калеб в отчаянии с размаху ударил кулаками по воде, но келп лишь обхватил его поплотнее и стал укачивать, успокаивая.
— Старец, — прошептал, дергая Твиспа за рукав, Моуз. — Вы видели его глаза?
Старый монах кивнул, но, прежде чем он успел ответить, келп замигал огоньками с такой скоростью и так ярко, что Твисп опешил — никогда еще в жизни он не видел ничего подобного. Это было похоже на пронизываемое множеством радуг северное сияние, вобравшее в себя все возможные оттенки и цвета воды, скал и воздуха. Моуз в испуге отшатнулся, но Твисп удержал его за руку.