Женщина чувствовала, как часто бьется ее сердце, она жила предчувствием близости.
И вот, когда рука Комбата скользнула под воротник ее блузки, прозвучал настойчивый звонок в дверь.
Рублев вопросительно посмотрел на Светлану.
Та смотрела на него, не моргая.
– Открыть?
– Как хочешь.
– Нормальные люди по телефону звонят, прежде чем прийти, – пробормотал Рублев, но женщина уже успела почувствовать, как замерла его рука, как, казавшиеся ей мягкими и горячими, пальцы вмиг сделались сухими и шершавыми.
– Наверное, все-таки стоит открыть.
Светлана знала, стоит подыграть желаниям мужчины. Все равно сделает по-своему, и запреты не подействуют.
– Стоит, все-таки, – ответил Комбат и направился к двери.
Иваницкая, торопясь, застегивала разошедшуюся на груди блузку. Она услышала голоса в прихожей и не знала, выходить ей из спальни или нет.
«Если пришли не надолго и Борис Рублев собирается выпроваживать гостей, то можно остаться. Но если те задержатся, будет глупо через полчаса выходить и здороваться».
Рублев стоял перед открытой дверью и смотрел то на Подберезского, то на Бахрушина. В том, что они приехали к нему вместе, было что-то не правильное. Что именно, Комбат пока еще не понял. Каждый из них в отдельности не вызывал бы у него подозрений, но, собравшись вместе, они могли договориться о чем-нибудь, в чем он не хотел участвовать.
– Комбат, – широко улыбаясь, Подберезский шагнул в квартиру и обнял своего командира, правда, это получилось у него не очень-то искренне – так, словно бы следом за этим Андрей собирался одолжить у него немного денег.
Бахрушин тут же заметил женское полупальто на вешалке и туфли, стоявшие у тумбочки.
– Мы тут с Леонидом Васильевичем… – принялся объяснять Подберезский.
– Я понял, решили заехать, проведать меня.
Небось, случайно встретились на улице, – с издевкой ухмыльнулся Комбат, закрывая за Бахрушиным дверь.
Андрей достал бутылку и протянул Рублеву.
– Посидим, поговорим.
– Кстати, твою Машу Мослакову сектанты больше не достают?
– Нет, вроде бы отвязались. Уж не знаю, что ей проповедник после твоей «проповеди» сказал, но она и на собрания ходить перестала.
Рублев обернулся. Из спальни вышла Иваницкая. Она смотрела несколько виновато, румянец возбуждения еще не исчез с ее щек.
И Бахрушин решил, лучшее сейчас – это не делать вид, будто не понимаешь, что помешал людям.
– Ну, Борис Иванович, извини, если помешали. Давай мы с Андрюшей в другой раз приедем, – и он взялся за ручку замка.
– Погодите, Леонид Васильевич, все нормально.
Он взял бутылку из рук Подберезского и засунул в морозильник. Вместо нее достал другую, точно такую же, но холодную.
– Вы тут знакомьтесь, а я закуску приготовлю.
Подберезский, Бахрушин и Иваницкая расположились на диване и на кресле. На столике уже стоял коньяк, фрукты и тонко порезанное копченое мясо. Хлеб лежал на отдельной тарелке.
«Она резала, – подумал Подберезский, – Комбат и мясо и хлеб режет раза в три толще и складывает их в одну тарелку».
«А она ничего, – подумал Бахрушин, разглядывая Иваницкую, – на дуру не похожа, на стерву – тоже. А то, что смотрит она на меня с неприязнью, так это понятно. Кому приятно, когда вытаскивают из постели, не дав закончить начатое? Это то же самое, что рюмку до конца не дать допить».
– Меня зовут Леонид Васильевич, его – Андрей. А вас?
– Светлана.
– А по отчеству?
Иваницкая искоса посмотрела на Бахрушина и не ответила.
«Вот, чертовка, – подумал Бахрушин, – и слова не сказала, а дала понять, что я ей в отцы гожусь».
– Я пойду, помогу, – Подберезский чувствовал себя неуютно в воцарившемся молчании.
– Сиди, – резко прикрикнул на него Бахрушин.
А Комбат тем временем резал на кухне мясо толстыми ломтями и шепотом ругался матом.
– Как надо, не дождешься, чтобы приехали в гости, а только пригласишь женщину – они тут, как тут! Да и дела у них никакого нету, иначе бы сразу выложили.
Бахрушин, старясь придать своему голосу мягкость, наклонив голову на бок, проговорил, обращаясь к Светлане:
– Мы, между прочим, к Борису Ивановичу приехали с очень интересным предложением.
Иваницкая, как каждая женщина, была любопытна и даже не постаралась этого скрыть:
– Да?
– Я хочу предложить ему работу.
– Извините, но не знаю чем вы занимаетесь.
– Тем же, чем и Борис Ивановича занимался раньше, – усмехнулся Бахрушин, на этот раз ставя Иваницкую в неловкое положение, она о прошлом Рублева знала лишь приблизительно, и тут же, без всякой связи добавил:
– А вы очень красивы.
А затем, не давая опомниться Иваницкой, выдал Подберезского с головой:
– Мы, прежде, чем ехать к Борису Ивановичу, поговорили с Андреем. Так вот он считает, что Рублеву нужно срочно жениться.
Светлана не знала что и говорить, на какую фразу она должна давать ответ, хотя со всеми тремя утверждениями была согласна полностью.
Вот только не ждала, что прозвучат они открытым текстом.
– Так вы поможете нам? – не отставал Бахрушин.
– В чем? – дрогнувшим голосом поинтересовалась Светлана.
– Сперва в первом, затем в третьем. А во втором вам помогать не надо.
Эти слова вызвали несколько растерянную улыбку на губах женщины, которую и увидел Рублев, заходя в комнату с тарелкой в одной руке, а в другой он держал рюмки и вилки с ножами. На Бахрушина он смотрел настороженно, уже выработав версию, объясняющую почему полковник ГРУ приехал к нему без предупреждения.
– Давайте за встречу выпьем, – потер сухие ладони Бахрушин и, не дожидаясь, пока хозяин квартиры разольет водку по рюмкам, сделал это собственноручно.
Чокался Бахрушин всегда по одной и той же схеме. С мужчинами, которых уважал, держал рюмку на одном уровне, а к рюмке в руках женщины прикасался снизу, золотым ободком к ножке. Леонид Васильевич редко допивал рюмку до дна, предпочитая выдерживать дистанцию в компании – пусть остальные выпьют больше, а он меньше.
– Ну-ка, догадайся, Борис Иванович, зачем мы приехали?
Рублев настороженно смотрел на Бахрушина, ожидая подвоха.
И за него вступился Подберезский.
– Я думаю, Борис Иванович, пора тебе немного поменять свою жизнь.
– Вот как!
– Комбат, все отлично, но…