Все чаще и чаще казды появлялись перед армией. Когда они чувствовали, что перевес на их стороне, они посылали летучий отряд, который наносил внезапный удар и исчезал так же неожиданно, как и появлялся. Их нападения становились все чаще и наглее. На полпути к Соли около пятидесяти кочевников прорвались сквозь ряды каморов и бросились к шагающей колонне, на ходу посылая в солдат десятки стрел. Марк заметил клубы пыли, приближающиеся с запада, но не обратил на это внимания. Возможно, подумал он, конные разведчики обнаружили большой отряд каздов и послали гонцов за подкреплением. Но Гай Филипп с этим не согласился.
— Их слишком много. — Внезапно он помрачнел. — Я думаю, что это не наши солдаты.
— Что? Не говори ерунды! Этого не может быть…
И тут трибун забыл все свои аргументы. Один из легионеров вскрикнул от боли: руку его пронзила длинная стрела. Расстояние было слишком велико, но всадники стремительно приближались, нахлестывая лошадей и с невероятной быстротой опустошая свои колчаны. За ними по пятам следовал отряд каморов.
— Всем манипулам остановиться! — крикнул Гай Филипп. — Поднять щиты.
Римляне подняли вверх свои скута, прикрывая лица. К несчастью, легионеры были почти бессильны против стрел — казды стреляли издалека.
Адиатун и его пращники бросили несколько камней и свинцовых желудей, но и они не долетели до цели. Теперь римляне убедились в том, что давно было известно каморам, — по дальнобойности луки кочевников превосходили любое оружие. Скавр решил запомнить это на будущее. Кочевники разбились на отдельные группы по четыре-пять человек и рассыпались в разные стороны.
Они не причинили серьезного ущерба, но сумели привести в смятение тысячную армию. Кавалерия Видессоса бросилась в погоню. Марку стало трудно отличать врага от своего. В клубящейся пыли кочевники Казда не слишком отличались от наемников Империи. Возможно, и каморы столкнулись с той же проблемой, потому что только пять-шесть каздов свалились с коней, в то время как остальным удалось уйти от погони.
Совет, на который Император созвал старших офицеров в этот вечер, получился мрачным. Бравада каздов поразила Маврикиоса, но еще больше он был разгневан тем, что их нападение осталось почти безнаказанным.
— Солнце Фоса! — взорвался Император. — Полдня марша потеряно из-за нескольких вонючих варваров! Ты, болван! — рявкнул он на Ортайяса Сфранцеза.
— Ваше Величество?
— Что это за чушь ты недавно порол? Что-то насчет того, будто кочевников должны преследовать только кочевники?
Сфранцез, который оказался умнее, чем ожидал Скавр, промолчал. Но это его не спасло.
— Это твоих людей побили казды, парень. Если они еще раз одурачат тебя, можешь забыть о своем драгоценном левом крыле. Я отправлю тебя в арьергард командовать слугами, подбирающими навоз.
Когда Император гневался, он очень напоминал Туризина. Севастократор при этом разговоре говорил не больше, чем Ортайяс Сфранцез, но по его довольной улыбке было ясно, что тирада Маврикиоса доставила ему истинное наслаждение. Когда Император закончил свою речь, Ортайяс поднялся, нервно поклонился и шепча: «В следующий раз я сделаю лучше», неуклюже выбрался из императорской палатки. Его уход успокоил Маврикиоса лишь отчасти. Он подозвал формально подчиненного Сфранцезу Нефона Комноса.
— Ты был все время рядом с ним, так? Я приказал командовать левым флангом вам обоим, так чтобы твой опыт вел его за собой, а не наоборот.
— Но и я не застрахован от ошибок, — невозмутимо ответил Комнос, принимая вину на себя без единой жалобы — Они выскочили неизвестно откуда и застали нас врасплох. Если это повторится, клянусь Фосом, отправь меня сгребать навоз в кучу.
— На этом и закончим, — сказал Император, немного удовлетворенный.
Слова Комноса не расходились с делом. Весь оставшийся путь до Соли его кавалерия отбивала атаку за атакой. Но тем не менее марш замедлился.
Стычки с захватчиками были теперь постоянными. Время от времени армии приходилось вступать в очередную битву, прежде чем продолжать путь.
Местность становилась все более разоренной. Следы разрушений встречались все чаще. Земли здесь были практически безлюдными, крестьяне и пастухи, населявшие их, бежали, либо были убиты. Люди предпочитали отсиживаться в укрепленных городах. После долгих лет мирной жизни крепостей в этом краю осталось немного, но и те, что еще сохранились, были задеты войной. Когда поля выжигались, а крестьяне бежали в другие края, города умирали, как растения без воды. Армия прошла уже немало таких мертвых городов, пустых, точно высохшая раковина. Теперь их населяли стаи ворон и грифов, а порою в пустых зданиях квартировали отряды каздов, которые злобно огрызались, как крысы, загнанные в угол.
Но варварские разрушения городов тускнели рядом с той изощренной ненавистью, с которой казды оскверняли храмы. Не всем алтарям посчастливилось быть просто изрубленными на куски. Кровавые ритуалы и жертвоприношения, которые совершали на них, превращали прочие богохульства в детские игры. Даже такого закаленного ветерана, как Нефон Комнос, вывернуло наизнанку, когда он вошел в один из таких оскверненных храмов. И если раньше Император только поощрял посещение оскверненных святынь, то теперь он приказал забивать их двери, боясь, что солдаты впадут в отчаяние.
— Это изуверство указывает на Авшара, — сказал Горгидас. — Мы, наверно, совсем близко к нему.
— Вот и прекрасно, — сверкнул глазами Гай Филипп. Он командовал отрядом римлян, забивающих двери и окна храмов, и как-то раз использовал свое служебное положение для того, чтобы все-таки проникнуть туда, но тотчас выскочил наружу. Даже многолетний загар центуриона не скрыл смертельной бледности, проступившей на его лице. По лбу старого вояки катился пот.
— Чем скорее эта грязь будет смыта с лица земли, тем лучше будет для всех, кто на ней живет, включая бедных ублюдков, которые следуют за Авшаром.
Марк еще ни разу не слышал, чтобы его старший центурион так говорил о врагах. Война была специальностью Гай Филиппа, как для каменщика строительство домов, и он всегда уважал своих противников, если только их опыт заслуживал того. Удивленный трибун спросил:
— Что ты там увидел, в этом храме?
Лицо Гая Филиппа окаменело. Сквозь стиснутые зубы он ответил:
— Если можешь, никогда больше не задавай мне таких вопросов. С помощью богов я, может быть, забуду об этом до того, как умру.
* * *
Армия добралась до Соли, население которой было полностью деморализовано. То, что они увидели, не слишком подняло боевой дух солдат.
Новый город без крепостных стен стоял на берегу грязной, но широкой и судоходной реки Рамнос. Старая Соли, раскинувшаяся на вершине холма и служившая когда-то передовым постом на границе с Макураном почти опустела, покуда здесь не появились казды. Новый город был разрушен. Его грабили и жгли долгие годы, пока не разграбили окончательно. И тогда старая Соли, уже почти погибшая, обрела второе рождение. Жители кое-как починили обрушившиеся со стороны реки старые стены и начали восстанавливать дома, которые были построены их далекими предками.