Лукас, решила я, и так слишком за меня волнуется. Ничего особенного не произойдет, если после его сна у меня останется какой-нибудь мистический синяк или царапина. Но если Лукас начнет переживать заранее, это может повлиять на его мысли и даже на сам сон. Ему нужно избавиться от тревоги, а не получить для нее дополнительные основания. Так что я решила промолчать.
Поздно вечером я спустилась в комнату Лукаса и Балтазара. Они как раз собирались спать. Я не стала сообщать о своем появлении — Лукас и так почувствует мое присутствие, — но пожалела об этом, когда Балтазар снял с себя одежду. Всю одежду.
— Гм… Балтазар? — окликнул его Лукас.
— Да? — Балтазар швырнул боксеры в корзину для стирки.
Я изо всех сил старалась не смотреть, но после брошенного украдкой взгляда поняла, что посмотреть очень хочется.
— Видишь ли, мы не совсем одни.
Балтазар на секунду застыл, быстро схватил подушку и прикрылся.
— Когда я говорил насчет совместного посещения душа, я шутил, Бьянка!
Я неровными буквами из инея вывела на стекле: «Извини!»
Лукас нахмурился:
— Когда это вы успели пошутить насчет совместного душа?
Балтазар, пытавшийся натянуть халат, не убирая подушку, нахмурился.
— Я иду в общий душ, чтобы уединиться. Звучит странно, но так оно и есть.
Он схватил пижаму и выскочил из комнаты.
Я прошептала Лукасу на ухо:
— Я не разговаривала с Балтазаром насчет совместного душа.
— Знаю, — ответил он, плюхнувшись на кровать. — Я тебе доверяю, просто иногда мне хочется его подколоть. Это забавно.
— Готов?
Он кивнул и сделал глубокий вдох, словно успокаивая себя перед сном.
— Да. Давай попробуем.
Через полчаса Лукас крепко спал, а Балтазар, похоже, решил принять самый долгий душ в мире. Я дождалась, когда густые ресницы Лукаса начали быстро подрагивать, собралась и нырнула в то, что, как надеялась, окажется его сном.
Мир вокруг сделался реальным, но ликование мое исчезло, едва я увидела, где мы оказались: в обветшалом заброшенном кинотеатре, где Лукаса убили. Он стоял чуть впереди меня в фойе, одной рукой стиснув кол, а другой зажимая нос и рот. Я не понимала почему, пока не учуяла запах дыма и не поняла, откуда эта мгла вокруг.
На экране что-то полыхало, но не фильм — это был пожар. Да, я попала в очередной кошмар. Сейчас посмотрим, удастся ли мне его прервать.
Но прежде чем я успела открыть рот, Лукас произнес:
— Черити.
— Привет, малыш. — Черити появилась из тени. Слово «малыш» прозвучало не как «милый» или «солнышко», а как если бы она обращалась к настоящему ребенку. На ее белокурых кудряшках плясали отблески пламени. Ее длинное кружевное платье было чистым — раз в жизни, во сне. — Как мой дорогой малыш себя сегодня чувствует?
— Отпусти меня, — проговорил Лукас, и его голос дрогнул.
— Не могу, даже если бы хотела. — Она торжествующе улыбнулась. — А я и не хочу.
— Лукас, — сказала я, — все хорошо. Не смотри на нее. Это просто сон. Посмотри на меня!
Но он не обратил на меня внимания. Я встала между ним и Черити, надеясь разрушить чары сна, не дающие ему узнать меня, но ничего не получилось. Лукас смотрел сквозь меня, словно меня и не было.
— Ты ищешь Бьянку? — Для того, кто не знал Черити, ее беспокойство могло бы прозвучать искренне. — Наверное, она оказалась в огне. Ты должен ее спасти!
Лукас побежал от нее в сторону пламени. Я резко повернулась, собираясь помчаться за ним, но Черити сказала:
— Теперь он мой, Бьянка. Ты больше никогда его не получишь.
Как это возможно, чтобы Черити меня видела, а Лукас даже не догадывался о моем присутствии, ведь она всего лишь часть его ночного кошмара?
Наши взгляды схлестнулись. Ее улыбка изменилась и стала менее вызывающей, но какой-то заговорщической. Как будто мы с ней разыгрывали общую шутку. Как все это может происходить в сне Лукаса?
Невозможно.
И я поняла, что она не часть кошмара. Она его причина. Все происходит по-настоящему. Здесь. В сознании Лукаса.
Должно быть, она увидела, что я все поняла, потому что улыбнулась шире, показав клыки.
— Я предупреждала тебя. Лукас мой.
— Как ты это делаешь?! — закричала я, перекрывая треск огня. — Как ты попала в сознание Лукаса?
— Я создала Лукаса. — Черити накрутила прядь белокурых волос на палец, как будто кокетничала. Умерев в четырнадцать лет, она со своими по-детски пухлыми щечками выглядела слишком юной, чтобы быть такой порочной. — Я его сделала таким. А это значит — его сознание и все остальное принадлежат мне — сейчас и навсегда. Навсегда!
Никто никогда мне об этом не говорил. Ко мне это правило не имело отношения — дитя двух вампиров, я не нуждалась в «хозяине», чтобы превратиться. И хотя я всегда знала, что эти узы довольно крепки, мне даже в голову не приходило, что это заходит так далеко.
— Не заставляй его видеть такие сны. — Как противно, что приходится умолять ее, но я не знала, что еще можно сделать. — Ему и так хватает сложностей.
Черити склонила голову набок и шагнула ближе ко мне, жуткая и угрожающая даже в царстве воображения.
— Я не создавала этого кошмара. Лукас сам. Или это твоя работа? Спасти он пытается именно тебя.
Из глубины пылающего кинотеатра послышались мои собственные крики.
— Вновь и вновь тебе угрожают, — сказала Черити. — Вновь и вновь тебя убивают. Некоторым вампирам снится, как их убивали, другие во сне мучатся угрызениями совести. Но не Лукас. Фантомы его сознания, тысячи ночных кошмаров — все они об одном: он снова и снова теряет тебя.
И проснувшись, Лукас не находит утешения в том, что это был просто сон. Я на самом деле умерла. И то, что рядом с ним мое привидение, не может полностью исцелить эту рану. Заставляя его снова и снова переживать эти минуты, Черити удерживает Лукаса на грани превращения в убийцу.
— Это его сны, — шепнула она мне на ухо. — Я только делаю их ужаснее. Заставляю огонь пылать жарче и кровь течь быстрее, чтобы он еще сильнее боялся за тебя. Теперь я пью не его кровь, а его боль.
— Я тебя ненавижу!
— Его боль и твою.
Я побежала от нее в кинотеатр. Я могла бы мгновенно перенестись к Лукасу, просто пожелав оказаться рядом с ним, но здесь, в мире снов, я не обладала никакой властью. Меня удерживают прежние человеческие ограничения.
Я бежала и слышала, как Лукас кричит:
— Держись, Бьянка! Я иду!