— Ну конечно же, — сказала она.
Обратный путь в Век-Руд был неспешным — ведь ехали они большим отрядом с обозом; людей и лошадей надо было кормить и поить. Зато Абиварду предоставилась возможность выставлять дозоры впереди и позади, высылать разведчиков по обе стороны от дороги, идущей через пустыню. Он вовсю пользовался этой роскошью.
Если бы Пероз, Царь Царей, поступил так же, Шарбараз по-прежнему был бы царевичем в Машизе, а Смердис — начальником монетного двора. Теперь первый был Царем Царей, а второй — наглядным образцом омерзительного злодея для многих поколений летописцев и трубадуров.
За два дня до того, как Абивард рассчитывал достичь своей земли, к основному отряду, сопровождающему обоз, во весь опор подскакал всадник из передового дозора.
— Повелитель, впереди степняки со своим стадом, — доложил он. — Не знаю, сколько их там и сколько животных, но пыли они подняли предостаточно, это точно.
Абивард провел рукой по кафтану. В летнюю жару, не рассчитывая на то, что придется сражаться, он был без доспехов, как и его конь. Весь его отряд тоже ехал налегке. «Теперь уж ничего не поделаешь», — подумал он. В любом случае надо быстренько надеть шлемы и похватать щиты. Этого будет более чем достаточно, чтобы оказаться в равном положении с хаморами.
Но, прежде чем отдать приказ, он призадумался. Хотя со времени роковой битвы в Пардрайянской степи прошло почти два года, он отчетливо слышал слова отца, будто Годарс стоял рядом: «Мозги у тебя сообразительнее рта, только дай им возможность проявить себя».
Приказы он отдавал четко и последовательно. Он послал самых быстрых всадников отозвать разведчиков с флангов. Еще одного он послал назад, передав с ним приказ арьергарду подтянуться и взять на себя защиту обоза. Тем временем основные силы отряда под началом самого Абиварда разбирали шлемы и щиты, проверяли, крепка ли тетива у луков и полны ли колчаны. Когда все построились, Абивард махнул рукой: «Вперед!»
Выкрикивая его имя и имя Шарбараза, воины поскакали вперед. На несколько фурлонгов впереди отряда он выставил цепь дозорных, и у него не было оснований предполагать, что хаморы устроили западню. Насколько он мог судить, эта встреча была чистой случайностью. Но повторять в меньшем масштабе катастрофу, постигшую Пероза, у него не было никакого желания.
Воин, скакавший рядом, показал вперед. Абивард увидел не только пыль, поднятую кочевниками и их стадом, но и само стадо. Овцы. Он задумчиво цокнул языком. Вероятно, овцы могут найти себе летом достаточно пропитания в этих скудных краях, но лично он на такое бы не пошел. Коровы уже околели бы от голода.
Кочевники не приняли бой, на который он настроился, а побежали прочь в полном беспорядке. Было их от десяти до двадцати, и, увидев, что на них несется более сотни макуранцев, они сделали единственное, что могло спасти им жизнь. На их месте Абивард поступил бы точно так же.
Несколько его воинов бросились вдогонку и меткими выстрелами вышибли из седла двух степняков. Хаморы, убегая, отстреливались через плечо и раз-другой попали в бойцов из сотни, которую Шарбараз подарил Абиварду. Хаморские степные лошадки были малы и уродливы, но бегать умели быстро. Погонявшись за ними с полфарсанга, макуранцы прекратили преследование и вернулись к своим товарищам.
Абивард отправил нескольких человек затабунить овец, которые, воспользовавшись замешательством, разбежались во все стороны.
— Вечером свежая баранина! — выкрикнул он, что вызвало радостные возгласы: все устали от копченого мяса, катыка, сухарей и прочей походной пищи. Он добавил:
— Тех овец, которых не забьем, заберем с собой в мой надел. Надо же хоть из одного боя с кочевниками выйти с прибылью.
Войны вновь разразились приветственными кличами. Лишь произнеся эти слова, Абивард сообразил, что они более подходят видессийцу, чем макуранскому дихгану.
«Ну и что?» — подумал он. Побеждать всегда лучше чем терпеть поражение, и не все ли равно, какими словами сопровождается эта победа?
Хаморы выпускали свои стада вольно пастись по степи, чтобы овцы могли употребить каждую сухую травинку и глоток воды, которые им посчастливится обнаружить. Они предоставляли животным самим выбирать направление и лишь шли следом. В отличие от них, Абивард двигался в совершенно конкретном направлении и вел овец за собой. Если вдоль тропы, ведущей к его наделу, корма окажется недостаточно, то лучше потерять несколько овец, чем сворачивать с пути, чтобы дать им подкормиться.
Когда он со своим отрядом приблизился к самой юго-восточной деревеньке своего надела, жители увидели стадо и бросились бежать, думая, что за овцами следует шайка степняков. Обнаружив свою ошибку, они с радостными криками вернулись домой и приветствовали Абиварда с таким восторгом, словно прибыл сам Царь Царей.
Новости медленно доходили до северо-запада царства; жители деревни еще не знали, что Шарбараз одолел Смердиса. Весть об этом привела их в полный восторг, хотя Абивард не мог взять в толк, что это изменит в их жизни.
В порядке эксперимента он вывел Рошнани из фургона, в котором она ехала до сего момента, и вслух объявил о своей надежде, что она носит в себе наследника надела. Некоторые из жителей — в основном старики и несколько зажиточных купцов, которые, скорее всего, держали своих жен в заточении, подражая благородным господам, — опешили, увидев жену дихгана на людях, но остальные громко приветствовали ее появление как еще одну добрую весть в этот радостный день.
Воодушевленная этими приветствиями, Рошнани поднялась на цыпочки и поцеловала Абиварда в щеку. Такая смелость ошеломила его, но в толпе вызвала вопли одобрения, — значит, народ это не шокировало. Сияющая Рошнани сказала:
— Вот видишь, никто не умер от удивления, что жена благородного господина оказалась таким же человеком, как и все прочие.
— Вроде бы никто, — признался он. — Знаешь, я ожидал, что это вызовет больше шума. Но должен тебе сказать, что один человек примет это очень близко к сердцу: моя мать.
Лицо Рошнани вытянулось, она была вдали от устрашающего присутствия Барзои больше года и расцвела, как растение, пересаженное из тени на яркое солнце. Она помолчала, собираясь с мыслями, а возможно, и удерживая в себе какую-нибудь язвительную реплику, а потом сказала:
— Если ей по душе всю жизнь просидеть на женской половине, я не стану пытаться заставлять ее поступать иначе. Это было бы невежливо. Почему бы и ей не оказать мне ответную любезность?
— Она живет по обычаям, устоявшимся много веков назад, и поэтому считает, что такова воля Господа, — сказал Абивард лишь наполовину в шутку. — Но в этой борьбе у тебя есть одно оружие, против которого она не устоит.
— Какое же? — Рошнани внезапно засмеялась. — А-а! — Она переплела пальцы и сложила руки на животе, где рос пока невидимый миру ребенок.
— Оно самое. — Абивард кивнул. — Матери, насколько я знаю, просто тают, узнав, что скоро станут бабушками. — Он задумался. — Конечно, мы странствовали долго, и Фрада мог уже сделать ее бабушкой. Он падок на хорошенькие личики и за это время вполне мог произвести на свет парочку байстрюков. Но это не совсем то же самое, что быть отцом — или матерью — наследника надела… если, конечно, родится мальчик.