Он сам с раздражением отметил собственный оправдывающийся тон:
— В любом случае то, что мы можем выиграть, стоит такого риска. Или ты предпочла бы жить под пятой Смердиса и видеть, как все наши аркеты летят через Дегирд к кочевникам?
— Разумеется, нет, — мгновенно ответила она; как никак она была дочерью дихгана. Теперь он определил выражение ее лица: расчетливое, такое же бывало у него, когда ему доводилось решать, хочет ли он платить назначенную барышником цену за мерина-четырехлетку. — Если вы все трое выживете и мы победим — тогда ты прав. Но если кто-то из вас погибнет или мы потерпим поражение — тогда ты не прав. А поскольку и ты, и Шарбараз, и Охос все время в первых рядах…
— А ты бы хотела, чтобы мы держались в стороне? — спросил Абивард.
Гордость его была задета.
— Ради тебя и ради себя самой я этого хотела бы. — Рошнани вздохнула. — Однако, если вы будете так поступать, войско утратит боевой дух, а это, в свою очередь, сделает ваше поражение и гибель более вероятными. Не всегда легко найти правильный ответ.
— Нечто подобное у нас уже было, когда мы толковали о том, как тебе выйти с женской половины и возможно ли это вообще. — Абивард засмеялся. Только тогда ты очень быстро нашла ответ — взяла меня наскоком. А то как же иначе вам с Динак удалось бы отправиться вместе с войском?
Рошнани тоже засмеялась:
— Ты воспринимаешь это лучше, чем я рассчитывала. Наверняка большинство мужчин на твоем месте до сих пор сердились бы.
— А какой смысл? — сказал Абивард. — Дело сделано, ты победила, и теперь я стараюсь использовать то, что получилось, наилучшим образом, точно так же как и тогда, прошлым летом, когда я вернулся домой из степи.
— Хм. Пожалуй, мне не нравится, когда меня сравнивают с хаморами. И мне ты не проиграл ни одной битвы, потому что уже признал, что отказываешься воевать.
— Надеюсь, — сказал Абивард. — Вы с Динак стратегически переиграли меня, как хаморы Пероза.
— И что из этого? — спросила Рошнани. — Армия из-за этого рассыпалась? Хоть один дихган, хоть один воин без доспехов и лука, на хромой кляче перешел к Смердису из-за того, что мы с Динак здесь? Мы превратили поход в катастрофу для Шарбараза?
— Нет, нет и нет, — признал Абивард. — Мы бы куда лучше справились, если бы вы обе командовали нашими флангами — одна правым, другая левым. По-моему, командиры, которых мы туда поставили, не очень-то отличились.
Он ждал, что Рошнани воспользуется таким поворотом беседы и начнет пенять ему на несправедливость и безобразия на женской половине и заставит его признать, что это и впрямь безобразие. Но она ничего подобного не сделала, а спросила о состоянии раненых. И только позже он подумал, что, если ее аргумент возникли в его сознании, хотя она не произнесла и слова, она уже почти выиграла битву.
* * *
Чем дальше на юго-восток продвигалось войско Шарбараза, тем сильнее Абивард чувствовал, что очутился в совершенно незнакомом ему Макуране. Новые добровольцы, приходившие под знамя Шарбараза, говорили с протяжным, как ему казалось, ленивым акцентом, носили кафтаны, казавшиеся ему безвкусными, и очень раздражали его высокомерием по отношению к изначальным сторонникам Царя Царей, считая их деревенщиной с окраин царства. Это вызывало драки и даже привело к неожиданной кончине двух новичков.
Но когда Абивард пожаловался на поведение южан, Шарбараз поднял его на смех:
— Если ты, друг мой, считаешь этих людей не такими, как вы, посмотрим, что ты скажешь, когда познакомишься с теми, кто живет между Тубтубом и Тибом, в речной долине, называемой Страной Тысячи Городов.
— Но они вовсе не макуранцы, — сказал Абивард, — просто наши подданные.
Шарбараз поднял бровь:
— Так может показаться человеку, надел которого находится возле Дегирда. Но Машиз, не забывай, выходит на Страну Тысячи Городов. Согласен, люди, населяющие долину, не нашей породы, но благодаря им царство таково, каково оно есть. Множество наших чиновников и писарей вышли из тех краев. А без них мы бы через год забыли, кто чем владеет.
Абивард хмыкнул — сказанное Царем Царей не произвело на него особого впечатления. Если бы кто-то помимо его монарха принялся восхвалять достоинства таких чиновников, он бы ответил куда грубее.
Возможно, почувствовав это, Шарбараз добавил:
— Они также дают нам неплохую пехоту. Этого ты не видел, ведь против степных кочевников они бессильны, поэтому Царь Царей и не взял их с собой в Пардрайю. Но они многочисленны, из них получаются хорошие гарнизонные отряды, и они славно послужили нам против Видессии.
— За это я готов простить им многое, — сказал Абивард.
— Да, это меняет дело, — согласился Шарбараз. — Но я буду восхищаться ими куда меньше, если они сослужат службу Смердису против меня.
— Зачем им это делать? — спросил Абивард. — Ты ведь истинный Царь Царей. С какой стати им хотеть сражаться за Смердиса, а не за тебя?
— Если они поверят лжи о моем отречении от отречения, могут и захотеть, — ответил Шарбараз. — Или Смердис попросту пообещает им больше привилегий и меньше налогов для Страны Тысячи Городов. Этого может оказаться достаточно. Они долго находятся под властью Макурана, потому что мы лучше воюем, но они — не истинные макуранцы. По большей части это не имеет значения. Но иногда это обстоятельство поднимает голову и кусает Царя Царей в зад.
— Что же нам с этим делать? — Абивард почувствовал, что его голос звучит обеспокоенно. Кое-что из того, о чем упомянул Шарбараз, он знал, но до сего момента эти знания были покрыты густым слоем пыли. Теперь он понял, что это действительно имело значение.
Шарбараз положил ему руку на плечо:
— Я не хотел тебя волновать. Я послал людей в долины Тубтуба и Тиба. Любым обещаниям Смердиса я могу противопоставить свои, хотя мне бы этого и не хотелось. А пехота против конницы мало что может. Пехота передвигается медленно. Часто она не доходит до того места, где нужна, — а если и доходит, обойти ее обычно не составляет труда.
— Наверное. Об искусстве боя с пехотой я знаю не больше, чем об обрядах ложной видессийской религии.
— Да, там, где ты вырос, в этом не было нужды. — Шарбараз пожевал свой ус.
— Господь свидетель, я не хочу, чтобы война со Смердисом тянулась бесконечно. Если северо-западная граница долго останется неприкрытой, кочевники хлынут туда большими силами, а если придется загонять их обратно за Дегирд, мы не сможем уделить империи Столько времени и внимания, сколько она заслуживает.
Абивард не спешил с ответом. Дело было не в том, что он не соглашался с чем-то из сказанного Шарбаразом. Но его обеспокоенность кочевниками вызывалась не тем, что это будет означать для стратегических планов Макуранского царства, а тем, что произойдет с его наделом: со стадами и с людьми, которые пасут их, с ганатами и с крестьянами, которые пользуются их водой для выращивания пшеницы, орехов, овощей, — но больше всего его волновала крепость Век-Руд, брат, мать, жены, сводные братья и сестры. Крепости редко покорялись кочевникам — на северо-западе их строили основательно, не в последнюю очередь именно на такой случай, — но это случалось. От природы склонный к сомнениям и опасениям, Абивард без труда представил себе самое худшее.