— Благодарю. Я так и сделаю. — У Уссмака отлегло от сердца, и он снова зашагал в сторону казармы.
Когда он распахнул дверь, приятный звон прекратился. Даже койки, на которых спали самцы, когда-то принадлежали Большим Уродам. Тонкие матрасы показались Уссмаку неудобными, а одеяла грубыми. Очевидно, они сотканы из шерсти каких-то местных животных — одна мысль об этом вызвала у Уссмака зуд. Несколько самцов праздно сидели в казарме.
— Я ищу командира танка Хессефа, — сказал Уссмак, обращаясь к самцу, повернувшему в его сторону глазной бугорок.
— Я Хессеф, — заявил, выходя вперед, один из самцов. — Судя по раскраске, ты мой новый водитель.
— Да, недосягаемый господин, — Уссмак вложил в свой голос гораздо больше уважения, чем испытывал.
Хессеф производил впечатление нервного самца, а краска на его теле была наложена на удивление небрежно. Уссмак тоже не мог похвастаться особой аккуратностью, однако, командиры танков всегда отличались исключительно серьезным отношением к своему внешнему виду.
К ним подошел самец.
— Уссмак, познакомься еще с одним членом нашего экипажа. Стрелок Твенкель, — сказал Хессеф.
— Рад, что у нас снова полный экипаж. Теперь мы опять сможем сражаться, — заявил Твенкель.
Как и командир, он ни секунды не стоял спокойно. Его раскраска — если такое, вообще, возможно, оказалась еще более небрежной, чем у Хессефа, словно стрелок наносил ее в спешке.
«Интересно», — подумал Уссмак, — «за какие провинности меня поместили в такой экипаж».
— Сидеть целый день в бараках, без дела, так же скучно, как бодрствовать во время холодного сна, — заявил Хессеф.
«Тогда почему же ты не ухаживаешь за своим танком?» — подумал Уссмак.
Однако подобные вопросы не следовало задавать вслух, во всяком случае, не новому командиру. Поэтому он ответил:
— О скуке я знаю все, недосягаемый господин. Я достаточно много времени провел на госпитальном корабле, когда лечился от лучевой болезни. Иногда мне казалось, что я там и вылупился.
— Да, хорошего мало взирать на металлические стены, — согласился Хессеф. — И все же, лучше уж находиться на госпитальном корабле, чем жить в кирпичном сарае, не предназначенном для самцов Расы. — И он обвел рукой казарму.
Уссмак не мог с ним не согласиться: их жилище действительно выглядело, мягко говоря, неуютно. Он подумал, что даже Большим Уродам здесь, наверное, было скучно.
— И как же ты проводил время в госпитале? — спросил Твенкель. — Когда выздоравливаешь, время тянется медленно.
— Ну, я выучил наизусть все видео из библиотеки госпиталя, — ответил Уссмак, вызвав смех его новых товарищей. — А во-вторых… — он замолчал.
Устав запрещал употреблять имбирь. Уссмак не хотел, чтобы командир и стрелок узнали о его вредной привычке.
— Можешь положить свои вещи на постель, возле нас, — предложил Хессеф. — Мы ее сохраняли до того момента, когда наш экипаж снова будет в полном составе.
Уссмак молча повиновался. Оба самца из его экипажа оставались рядом с ним, словно хотели поскорее почувствовать единство, столь необходимое для хорошего экипажа танка. Остальные самцы держались поодаль, давая возможность Уссмаку познакомиться со своим новыми товарищами. Сами они могли представиться и позже.
— Возможно, ты не знаешь, водитель, но у Больших Уродов есть растение, которое помогает забыть о том, какая скучная штука жизнь. Хочешь попробовать, чтобы понять, о чем я говорю?
Оба глаза Уссмака резко повернулись в сторону стрелка. Он понизил голос.
— У вас есть… имбирь? — Он сделал небольшую паузу, прежде чем произнести название волшебного растения.
Теперь пришла очередь Твенкеля и Хессефа с удивлением уставиться на него.
— Тебе известно про имбирь? — прошептал командир танка, и на его лице появилась широкая улыбка.
— Да, я знаю про имбирь. И мне нравится его вкус. — Уссмак чуть не запрыгал от радости, совсем как только что вылупившийся птенец. Трое самцов обменялись многозначительными взглядами. Наконец, Уссмак прервал затянувшееся молчание: — Недосягаемые господа, я полагаю, из нас получится выдающийся экипаж.
Ни командир, ни стрелок не стали с ним спорить.
* * *
Мощный двигатель Майбаха закашлялся, фыркнул и заглох. Полковник Гейнрих Егер выругался и распахнул люк «Пантеры Д».
— Более чем в два раза мощнее моего старого «T-III», а надежности никакой, — проворчал он, вылез из башни и спрыгнул на землю.
Остальные члены экипажа тоже выбрались из танка. Водитель по имени Рольф Уиттман, высокий молодой парень со светлыми волосами, нахально усмехнулся.
— Могло быть и хуже. Наш двигатель все же не загорелся, как это часто случается с подобными машинами.
— О, блаженный дух юности, — ядовито заметил Егер.
Сам он давно распрощался с молодостью — успел посидеть в окопах Первой мировой войны и остался в Рейхсвере Веймарской республики после того, как война закончилась. Егер перешел в бронетанковые войска, как только Гитлер начал перевооружение Германии. Гейнрих Егер командовал ротой «T-III» Шестнадцатого бронетанкового дивизиона, который находился к югу от Кракова, когда явились ящеры.
И вот теперь Рейх, наконец, создал машину, способную вызвать у ящеров определенные опасения. Егеру удалось уничтожить танк инопланетян при помощи своего «T-III», но он первым заявил, что ему просто повезло. Всякий, кому удавалось уцелеть, не говоря уже о том, чтобы одержать победу в стычке с машинами ящеров, мог считать себя счастливчиком.
«Пантера», рядом с которой он сейчас стоял, казалось, на десятилетия опережает прежние модели. Танк вобрал в себя лучшие качества советского «Т-34» — толстую покатую броню, широкие гусеницы, мощную 75-миллиметровую пушку — в сочетании с немецкой конструкцией, мягкой подвеской, превосходной трансмиссией, более удобным прицелом и системой управления пушкой.
Единственная проблема состояла в том, что танк был совсем новым. Встреча с «Т-34» и еще более тяжелым «КВ-1» в 1941 году оказалась для Вермахта неприятным сюрпризом. Советские танки имели очевидные преимущества перед немецкими «T-III» и «T-IV». Германии срочно требовались новые танки. Когда появились ящеры, стало ясно, что без новых машин победу одержать невозможно.
И строительство пошло ускоренными темпами. В результате двигателям «Пантер» хронически не хватало надежности, характеризовавшей прежние немецкие модели. Егер пнул перекрывающиеся колеса, которые несли гусеницы.
— Такой могли бы построить и англичане, — проворчал он. Он прекрасно знал, что худшего приговора танку не придумаешь.
Экипаж бросился на защиту нового танка.
— Он совсем не так плох, — сказал Уиттман.
— Клянусь Богом, у него классная пушка, — добавил сержант Клаус Майнеке, — не чета тем штукам для стрельбы горохом, которые придумали англичане. — Пушка находилась в ведении сержанта; в башне он сидел справа от Егера на стуле с двумя перекладинами вместо спинки, похожем на покрытую черной кожей хоккейную шайбу.