— Не, не будем, — ответил возница, и Гольдфарб не нашелся, что сказать.
Пошарив в карманах, он обнаружил половинку ячменной лепешки, про которую забыл. Она так засохла, что он боялся сломать об нее зубы, но все равно принялся терпеливо грызть. Получалось не слишком хорошо. В животе у него заурчало, желудок явно остался недоволен угощением, даже после того, как Гольдфарб слизнул крошки с пальцев.
Он показал на корову, которая паслась на поле.
— Давайте остановимся, пристрелим ее и сделаем себе отличные бифштексы.
— Думаешь, смешно, да? — спросил возница. — Если ты хотя бы рискнешь слишком долго разглядывать эту корову, из кустов тут же появится какой-нибудь старик вроде меня и снесет тебе башку, уж можешь мне поверить. Знаешь, приятель, почему ему удалось сберечь свою корову? Совсем не потому, что он со всеми такой ласковый и нежный.
Поскольку возница, скорее всего, был прав, Гольдфарб замолчал.
Ночь опустилась как-то сразу, словно землю вдруг окутал черный занавес. Гольдфарб собрался устроиться в соломе рядом со своими спутниками, но тут ему в голову пришла новая мысль:
— А кроме штаба вооруженных сил, чего еще найдется в Уотнолле? — спросил он, пытаясь подделаться под простую речь возницы.
— Ничего, — ответил тот. — Там до войны даже деревни не было.
— Какое печальное известие, — пробормотал Гольдфарб, внезапно переходя на грамотный язык выпускника Кембриджа.
«Интересно, как дела у Джерома Джоунза? — подумал он. — И вообще, жив ли он?»
— Уотнолл рядышком с Ноттингемом, — сказал возница, который впервые добровольно открыл рот с тех пор, как они пустились в путь. — Пара миль всего.
Радость, которая охватила Гольдфарба, когда он услышал первую фразу возницы — Ноттингем большой город, а значит, там наверняка работают пивные и кинотеатры, когда есть электричество, а также, естественно, живут женщины, — улетучилась через несколько секунд. Если не удастся раздобыть велосипед, несколько миль в военное время, да еще в конце осени, — это слишком много. С таким же успехом Ноттингем мог находиться и на Луне.
Он зарылся в солому, словно мышь-соня, устроившаяся в своем гнезде на зимнюю спячку. Один из парней, не просыпаясь, ударил его локтем в бок. Гольдфарб не обратил на это никакого внимания и лег поближе к нему, стараясь согреться. Он заснул через несколько минут, хотя и сомневался, что это возможно.
Гольдфарб проснулся и понял: что-то изменилось.
— Что происходит? — спросил он, садясь и вытряхивая из волос солому.
Один из парней, ливерпулец, который сказал, что его зовут Генри, ответил, прежде чем возница успел открыть рот.
— В Ноттингем приехали, приятель, вот что. Пожрать дадут.
Судя по акценту, до войны он работал на заводе — как его отец, а до него дед.
— Классно!
Гольдфарб принялся отряхивать солому с одежды, стараясь приобрести презентабельный вид — насколько возможно. Впрочем, он зря старался. Стояла ночь, да и форма у него была в жутком состоянии. С черного неба на землю смотрели звезды, но разогнать мрак им не удалось, а луна еще не вышла.
— У нас есть для вас супчик, ребята, — послышался из темноты женский голос; Гольдфарб смог разглядеть только силуэт, и все. — Вот, держите миски. Осторожно, горячие.
Суп с капустой, картошкой и морковкой действительно оказался очень горячим. В своей миске Гольдфарб не обнаружил ни кусочка мяса, но, судя по вкусу, цыпленок там пробегал.
— Отличная вещь, прямо праздник живота, — радостно воскликнул Генри, а его спутники на разные голоса — но не слишком внятно — его поддержали. Возница тоже.
— Парни, когда доедите, отдайте мне миски, мы накормим других голодных ребят, которые к нам приедут, а может, и своих тоже, — сказала женщина.
Гольдфарб не видел ее, не знал, молодая она или старая, красивая или уродливая. Еда, а главное, ее доброта заставили его почувствовать к ней почти любовь.
Когда все миски и ложки вернулись к женщине, возница сказал:
— Забирайтесь назад.
Лошади сдвинулись с места и зашагали дальше. Гольдфарб успел только громко поблагодарить женщину, которая их накормила.
Возница оказался прав — они добрались до Уотнолла к середине ночи. Переход оказался неожиданным: они ехали по открытой местности — и вдруг оказались среди хижин и зданий, которые, казалось, возникли из пустоты. Собственно, Уотнолл и был пустотой. Они проехали мимо пулеметов, около которых стояли солдаты, встретившие их радостными криками:
— Ну что, ребятишки, пришла пора немного поработать? Хорошо отдохнули?
— Отвяжитесь, — прорычал Гольдфарб под возмущенные вопли своих спутников; солдаты приветствовали их веселым смехом.
— Они палили по врагу, который летал у них над головами, — возмутился Генри. — Им не нужно было помнить, что их в любой момент может подстрелить какой-нибудь вонючий ящер. Лично я считаю, что тут просто курорт.
— Аминь, — сказал Гольдфарб, и его спутники согласно закивали, приправив согласие солеными ругательствами.
Если ты не пилот, служить в военно-воздушных силах не так опасно, как в пехоте. Но понять это можно, только когда приходится прижиматься брюхом к земле и молить всех святых, чтобы на сей раз пронесло.
Возница натянул вожжи, и лошади остановились. Одна тут же опустила голову и принялась щипать траву.
— Такси доставило вас на место, ребята, — сказал старик. — Идите туда.
«Туда» оказалось бараком типа «Ниссен», его очертания выделялись на фоне темного неба. Гольдфарб спрыгнул на землю и зашагал к бараку. Некоторые его спутники задержались, недовольно ворча, но Гольдфарб радовался, что может снова вернуться к работе, которую умел делать лучше всего.
Он открыл дверь и прошел через две занавески, закрывавшие вход. Внутри горели свечи и фонари, электричества не было, но все равно после улицы свет показался ему ярким. Усталый сержант знаком показал ему на стол, заваленный бумагами.
— Итак, посмотрим, куда мы сможем вас направить, — сказал он и пригляделся к потрепанной форме Гольдфар-ба. — Похоже, вам крепко досталось.
— Человек делает то, что должен, — пожав плечами, ответил Гольдфарб.
— Да уж, — кивнув, согласился сержант и вытащил анкету и огрызок карандаша. — Очень хорошо… докладывайте.
Гольдфарб назвал свое имя и фамилию, чин и личный номер. Сержант все старательно записал.
— Какая у вас специальность, э-э-э… Гольдфарб?
— Я специалист по радарным установкам, сэр.
Сержант собрался записать ответ, но тут же поднял голову и удивленно уставился на Гольдфарба.
— Специалист по радарным установкам? Кто-то, наверное, окончательно спятил, отправив вас в пехоту! Как такое могло произойти, черт подери?