— Спасибо, доктор.

Мойше понял ее, и у него потеплело на душе. Он поднялся и вдруг почувствовал, что едва держится на ногах. Небо постепенно светлело. Мойше вздохнул. Ложиться спать уже не имеет никакого смысла. Он принимает участие в утренней передаче международной студии Би-би-си.

— Пожалуй, я зайду домой за сценарием, а потом отправлюсь на работу, — зевнув, сказал он Ривке.

— О господи, — сочувственно проговорила она.

Они вместе поднялись наверх. Мойше нашел конверт с необходимыми бумагами и только тут сообразил, что под пальто у него пижама. Он быстро надел белую рубашку и брюки и умчался навстречу мировым новостям. Санитары с носилками унесли женщину со сломанной ногой. Мойше надеялся, что у нее все будет хорошо. И что его жена и сын выспятся — и за него тоже.

Здание, в котором размещалась международная студия Би-би-си, находилось в доме № 200 по Оксфорд-стрит, к западу от его квартиры в Сохо и в нескольких кварталах к востоку от Гайд-парка. Мойше шел на работу, а вокруг него просыпался Лондон. Ворковали голуби. Чирикали воробьи — счастливые птахи, им не нужно бояться войны, от которой воздух становится зловонным и пахнет дымом. Велосипеды, пешеходы, телеги, запряженные лошадьми, и маленькие тележки, простоявшие в сараях несколько десятилетий, заполнили улицы. Здесь точно так же, как в Варшаве и Лодзи, не хватало бензина. Только пожарные машины получали столько, сколько необходимо.

Натан Якоби подошел к зданию, в котором размещалась студия, одновременно с Мойше, только с противоположной стороны. Они помахали друг другу. Мойше читал свой текст на идиш и немецком; Якоби переводил его на английский. Его идиш отличался элегантностью и безупречностью. Если и по-английски он говорил так же великолепно — к сожалению, Русецки оценить это не мог, но сомневался, что Би-би-си взяла бы его на работу, если бы дело обстояло иначе, — Якоби был великолепным диктором.

Натан сочувственно посмотрел на Мойше.

— Трудная выдалась ночь? У вас такой вид, будто вы едва держитесь на ногах.

— А так оно и есть, — ответил Русецки. — Надеюсь, сегодня в чай попало что-нибудь такое, что позволит мне проснуться. Иначе я засну прямо перед микрофоном.

— Я могу ручаться только за то, что он будет горячим, — сказал Якоби. — А насчет проснуться… никогда не знаешь, что они туда кладут вместо настоящей заварки — какие-то листья, корни, лепестки, кто их разберет. — Он вздохнул. — Я бы многое отдал за чашку настоящего крепкого чая. Проклятая война!

Два последних слова он произнес по-английски — bloody, проклятая. Мойше знал значение этого слова, но понял буквально: кровавая.

— Да, кровавая. Но хуже всего то, что мы не можем по-настоящему покончить с ящерами, ведь они делают с нами именно то, что мы делали сами с собой.

— Да, вам это известно лучше других. Тот, кто был в Польше… — Якоби покачал головой. — Если бы мы не старались так отчаянно истребить друг друга, смогли бы мы выстоять в битве против ящеров?

— Думаю, нет, но это не оправдывает ту войну, — ответил Русецки. — Мы же не знали, что они заявятся. И продолжали бы убивать себе подобных, даже если бы ящеры к нам не прилетели. Однако сейчас мы остановились. К нам прибыли незваные гости, и мы должны постараться максимально испортить им жизнь.

Он помахал в воздухе листами со своим выступлением, затем нашел в кармане пропуск и показал его охраннику у двери. Тот молча кивнул. Русецки и Якоби вошли в студи, чтобы подготовиться к началу передачи.

Глава 3

Прошу меня простить, благородный адмирал, но я получил срочное сообщение с «Двести Шестого Императора Йоуэра», — сказал адъютант Атвара Молодой самец казался озабоченным.

— Хорошо, Пшинг, перешли его мне, — ответил Атвар, отвлекаясь от размышлений о войне с Большими Уродами, чтобы заняться своим собственным конфликтом с капитаном Страхом

После того как Страха не сумел отстранить Атвара от командования флотом, он понимал, что месть адмирала не заставит себя долго ждать.

«Интересно, — подумал Атвар, — какую лживую чепуху придумал в свое оправдание Страха на сей раз?»

Лицо Пшинга исчезло с экрана. Однако на его месте возник не Страха. Атвар увидел старшего офицера безопасности, самца по имени Диффал, обратившего глазные бугорки к своему адмиралу Диффал был честным и толковым. Атвару же не хватало хитрого и коварного Дрефсаба Хотя Дрефсаб пристрастился к имбирю, он являлся лучшим специалистом своего дела во всем флоте. Но он мертв, и Атвару приходилось довольствоваться тем, что есть.

— Вы арестовали капитана Страху? — резко спросил Атвар.

— Нет, благородный адмирал. — В голосе Диффала слышалась тревога. — Мне сообщили, что непосредственно перед появлением моего отряда на борту «Двести Шестого Императора Йоуэра» капитан Страха отправился на совещание с Хоррепом, капитаном «Двадцать Девятого Императора Девона», чей корабль приземлился в центральной области северной части малого материка, возле города под названием Сент-Луис.

Атвар зашипел. Хорреп являлся членом фракции Страхи. Пшинг, слушавший разговор из своего кабинета, на мгновение возник на экране.

— Благородный адмирал, «Двести Шестой Император Йоуэр» не доложил нам об отбытии капитана.

— Я связался с «Двадцать Девятым Императором Девоном», — сказал Диффал. — Капитана Страхи нет на борту корабля. Я изучил траекторию полета челнока. Компьютерный анализ показывает, что челнок с капитаном Страхой на борту приземлился сравнительно недалеко от «Двадцать Девятого Императора Девона», но не настолько близко, чтобы он мог попасть на корабль. Должен поставить вас в известность, капитан Хорреп яростно отрицает, что Страха посылал ему сообщение о предстоящем визите, как того требуют обычай и правила учтивости.

— С тех самых пор, как мы прибыли на Тосев-3, наши обычаи и правила учтивости нарушаются до неприличия часто, — проворчал Атвар.

Диффал молча смотрел на адмирала. Старшему офицеру безопасности ни к чему забивать себе голову вопросами философии. Атвар заставил себя обратиться к текущим проблемам:

— Ну, и где же капитан Страха?

— Благородный адмирал, я не знаю, — ответил Диффал.

* * *

Йенсу Ларссену осточертели велосипеды. Ему надоело крутить педали, разъезжая с поручениями чуть ли не по всей территории Соединенных Штатов. Кроме того, он не сомневался, что благодарности от своих коллег не дождется. Но больше всего его тошнило от сосен — покидая Денвер, Йенс и представить себе не мог, что так будет.

— Сначала проклятый национальный парк Арапахо, потом богом забытый национальный парк Пайетта или этот чертов национальный заповедник Нез-Перс? — спросил он, когда ехал по шоссе 95 в сторону Льюистона, штат Айдахо.

Ларссен привык разговаривать сам с собой на дороге; нередко случалось, что за целый день ему не удавалось обменяться ни с кем и парой слов. И чем больше времени он проводил наедине со своим велосипедом, тем меньше хотел общаться с другими людьми.