– Божественные девы несут своим повелителям на щитах души тех, кто сражался и погиб мужественно; кровью врагов я построю себе лестницу на небо, – бормотал он, пробуя ногтем острие своего топора. Никто не спорил с ним, хотя любому видессианину самого низкого пошиба слова эти представлялись чудовищной ересью.
Дракс из Намдалена и его офицеры несколько раз приходили на тренировочное поле, чтобы понаблюдать за упражнениями римлян. Умелые выпады и стремительные маневры легионеров поразили барона:
– Клянусь Богом-Игроком, я жалею, что этот ублюдок Сфранцез не предупредил меня, с какими солдатами мне предстоит сражаться. Я думал, мои всадники пройдут сквозь ваши ряды, как нож сквозь масло, и мы разобьем Туризина за один час. – Он грустно покачал головой. – А вышло совершенно наоборот.
– Вы тоже дали нам жару, – возвратил ему комплимент трибун.
Дракс все еще оставался для него загадкой. Он был опытным воином, но человеком невероятно скрытным. Он был вежлив и обладал хорошими манерами, но лицо у него всегда оставалось столь непроницаемым, что ему мог позавидовать даже лошадиный барыга.
– Он напоминает мне Варданеса Сфранцеза с выбритым затылком, – сказал Гай Филипп после того, как островитянин ушел, однако Марку это показалось преувеличением. Что бы ни скрывала маска Дракса, вряд ли под ней таилась холодная, расчетливая жестокость Севастоса.
Как бы ни восхищался намдалени легионерами, старший центурион был все еще недоволен.
– Они еще слишком мягкотелые, – пожаловался он. – Им требуется несколько дней настоящего марша, чтобы окончательно выбраться из зимней спячки.
– Давай тогда так и сделаем, – предложил Марк, подумав, что если уж его солдатам необходимо размяться, то ему это и подавно не помешает…
– Назавтра полная походная выкладка, – услышал он приказ Гая Филиппа и вой римлян, подражавших воплям ослов.
Полная выкладка легионера составляла не менее трети веса его тела. Не считая оружия и походного неприкосновенного запаса, она включала: кружку, ложку, нож, запасную одежду в маленькой корзинке, часть палатки, колья для палисада или хворост для костра, пилу, лопату или серп и заготовки провианта. Неудивительно, что легионеры часто называли себя мулами.
Марк взял с телеги большое красное яблоко и бросил сидевшему с вожжами в руках видессианину медную монетку, засмеявшись при виде его изумления.
– Наверное, этот лопух подумал, что ты хочешь позавтракать им самим, – заметил Виридовикс.
Марш строем с обязательным равнением на флангах был для римлян делом привычным, каждый из них автоматически держал свое место в строю манипулы. Солдаты, примкнувшие к легиону в Видессосе и Васпуракане, старались подражать римлянам, но у них не было достаточно практики. Новички уставали быстрее, и все же никто из них не отстал и не выпадал из строя, как бы ни болели ноги. Мозоли были сущим пустяком по сравнению с гневом Гая Филиппа и наказанием, которое он обрушивал на отстающего. Кроме того, солдаты совершенно не желали подвергаться насмешкам.
Фостис Апокавкос, первый из всех видессиан, кто стал легионером, шел между двумя римлянами, слегка согнувшись под тяжестью вещевого мешка и вооружения. Его длинное лицо дрогнуло в улыбке, когда он отдал салют Скаурусу. Трибун ответил ему улыбкой. Он уже почти забыл о том, что Апокавкос не был римлянином. На руках бывшего крестьянина стоял знак легиона. Узнав о его значении, Апокавкос настоял, чтобы и ему поставили это клеймо на обе руки. Но Скаурус не настаивал на том, чтобы его примеру следовали другие вступившие в легион новички.
К полудню трибун почувствовал, что вполне доволен собой. В груди у него, казалось, лежал кусок горячего железа, а ноги болели при каждом шаге, но он шел в ногу со своими солдатами. Он не думал, что легионеры пройдут сорок километров, то есть сделают хороший дневной марш, и все же они были не так уж далеки от этого. Легион миновал пригороды, жавшиеся к стенам Видессоса, и вышел к полям и поселкам. Пшеница, виноградники и леса начинали уже зеленеть. Многие птицы вернулись из теплых краев, и вокруг слышалось их щебетание. Над солдатами низко пролетела черная птица, застрекотала: «черр! так-так-так!» – и быстро скрылась. Маленькая стайка синиц с красными головками и золотистыми грудками промчалась к покрытому свежей зеленью холму.
Солнце стало клониться к западу. Гай Филипп уже шарил глазами в поисках хорошего места для лагеря. Наконец он нашел то, что нужно: поле с достаточным обзором местности и быстрым ручьем, протекавшим поблизости. Деревья на краю поля тоже были очень кстати – готовые дрова для костров. Старший центурион вопросительно взглянул на Скауруса.
– Отличный. выбор, – одобрил тот. Опыт и знания Гая Филиппа гарантировали, что место для лагеря выбрано подходящее.
Рога букинаторов протрубили сигнал к остановке. Легионеры сняли с плеч мешки, начали выкапывать квадратный ров вокруг лагеря, возводить насыпи и палисад. Палатки, каждая на восемь человек, стали подниматься аккуратными ровными рядами. Лагерь стал похож на городок с прямыми улицами и большим открытым форумом в центре. К тому времени, как солнце склонилось к закату, Марк убедился, что лагерь, вместивший тысячу пятьсот легионеров, смог бы выдержать атаку отряда, превосходящего их численностью в три-четыре раза.
Кто-то из крестьян, должно быть, увидел римлян и поспешил сообщить об этом местному землевладельцу, так как едва сгустилась темнота, он прибыл в сопровождении двадцати вооруженных всадников, чтобы узнать, что происходит. Марк вежливо провел его по лагерю. Землевладелец выглядел несколько взволнованным, что было и неудивительно – кому бы понравилось присутствие под боком такого большого и хорошо вооруженного отряда?
– Завтра вы уже уходите, не так ли? – повторил он в третий раз. – А, это хорошо, хорошо. Тогда желаю вам спокойной ночи.
Он и его всадники отъехали, нервно оглядываясь через плечо, пока темнота не поглотила их.
– Для чего тебе понадобился этот пустой разговор? – осведомился Гай Филипп. – Почему бы просто не сказать им, чтобы они убирались к дьяволу?
– Ты никогда не будешь хорошим политиком, – ответил Марк. – После того как он увидел легионеров и побывал в нашем лагере, у него не хватило духа потребовать у нас плату за деревья, которые мы срубили для костров, а мне не пришлось смущать его, при всех отвечая ему отказом. Мы оба сохранили лицо, а это очень важно.
Ясно было, что Гаю Филиппу абсолютно наплевать на чувства землевладельца, но трибун давно уже понял, что лучше вести себя по возможности вежливо и не наживать себе врагов там, где это возможно. С горячими видессианами, которые вспыхивали по пустякам, одной воспитанности было недостаточно, и трибун не считал зазорным пускаться на маленькие хитрости, обеспечивающие ему и его людям их расположение.
Он уселся возле одного из костров, чтобы пожевать галеты, полоски копченого мяса и луковицу, потом допил остававшееся во фляге вино. Поднявшись, чтобы сполоснуть флягу, трибун обнаружил, что едва может доковылять до ручья. Привал – первый после целого дня марша – лишил его сил, и усталые мышцы ног тут же отомстили ему. Впрочем, многие легионеры были в том же состоянии, что и их командир. От одного солдата к другому ходил Горгидас, снимая боль сведенных судорогой икр. Грек, худой, абсолютно здоровый и бодрый после тяжелого марша, заметил неловко скорчившегося у костра Марка.