Когда Марк впервые встретил Туризина, на лице молодого Гавра можно было прочесть все его чувства. За короткий срок Туризин овладел искусством владыки не показывать собеседнику лишнего. Сейчас глаза Императора абсолютно ничего не выражали.
А затем величественный фасад Непогрешимого Властителя треснул и развалился — и перед Марком предстал живой человек.
— Будь ты проклят, Скавр! — проговорил он тяжело. Слова падали одно за другим, как камни. — Почему, проклятие, всегда приходится любить и ненавидеть тебя одновременно?
Офицеры, окружавшие на совете Императора, зашевелились. Римлянин не слишком хорошо знал их, и они почти не знали Марка. Большинство были молодыми людьми. Их возвышение началось во время последней военной кампании. Трибун в то время находился далеко от столицы — он воевал в западных провинциях. Все эти новые офицеры заменили многих военачальников Туризина, которые вместе со Скавром служили еще под началом Маврикия. Одни из ветеранов были мертвы, другие попали в опалу как мятежники…
— Но Его Императорское Величество не поверит же этой нелепой басне? — запротестовал один из них — кавалерист по имени Провк Марзофл. На красивом, почти безусом лице молодого аристократа читалось явное недоверие. Как и несколько других офицеров, сидевших за столом, Марзофл старательно подражал Туризину в его пренебрежении к прическе.
Это недоверие одновременно было и приговором. Еще несколько человек за столом кивнули.
— Нет, поверю, — ответил Император. Он продолжал изучать лицо Скавра, словно допытываясь, не утаил ли трибун еще чего-то. — Да, я поверю. Могу поверить. Но пока что я этого не сказал.
— Что ж, в таком случае, как мне кажется, настала пора это сделать, — неожиданно произнес Тарой Леймокер.
По крайней мере, это лицо и этот голос были Марку знакомы. Хриплый бас друнгария флота, привыкшего перекрикивать морской ветер, прозвучал оглушительно в закрытом помещении — даже в таком большом, как Палата Девятнадцати лож.
Улыбнувшись Марку, Леймокер добавил:
— У него хватило мужества вернуться к тебе после такой неудачи. Это заслуживает почестей, а не приговора. Что с того, что проклятые Игроки в конце концов удрали? Главное — Нового Намдалена в западных провинциях не будет. Кого ты должен благодарить за это?
Марзофл презрительно сморщил свой аристократический нос. Адмирал добился высокого положения исключительно благодаря своему мужеству, силе и — редкость для видессианина — необычайной честности.
Кавалерист заметил:
— Ничего удивительного, что Леймокер защищает этого выскочку. Он слишком многим обязан чужеземцу, поэтому…
— Да, обязан, и я горжусь этим, клянусь Фосом! — сурово произнес друнгарий.
Император нахмурился. Он вспомнил, как Леймокер присягнул Ортайясу. Правда, это случилось прежде, чем адмирал узнал, что Туризин жив. С присущим ему упрямством в вопросах чести Леймокер отказался преступить свою присягу.
Помнил Туризин и покушение на свою жизнь, в котором, как он счел тогда, был повинен адмирал. Тарон Леймокер провел в тюрьме несколько месяцев, пока Скавр не доказал невиновность друнгария флота. Мятеж Баана Ономагула открыл наконец того, кто направлял руку наемных убийц.
Туризин устало провел рукой по глазам и потер висок. Темно-каштановые волосы у висков уже подернула седина. Да и шевелюра Туризина была куда более густой в те дни, когда Марк и легионеры только прибыли в Видесс.
Наконец Император сказал:
— Пожалуй, я поверю тебе, римлянин. Не потому, что так говорит Тарон, хотя и Тарон прав. Я знаю, что у тебя хватило бы ума придумать более правдоподобную историю. Так что, скорее всего, твоя “басня” и есть правда. Да, скорее всего, это так и есть, — повторил он, наполовину обращаясь к самому себе. Неожиданно выпрямившись в позолоченном кресле, Автократор заключил: — Незачем тебе спешить в Гарсавру. Посиди-ка ты некоторое время на конторском стуле. Твой Гай Филипп вполне удержит город. Ведь зима заставит всех забиться в теплый угол — и нас, и йездов.
— Как угодно, — ответил Марк. Туризин прав. Гай Филипп тактически куда более опытен, нежели Марк. Однако приказ “посидеть на конторском стуле” прозвучал довольно странно. Трибун вынужден был уточнить: — Что я должен делать в столице?
Вопрос, казалось, застал Туризина врасплох. Он снова потер виски, размышляя.
— Во-первых, я хочу получить от тебя подробный письменный рапорт обо всем, что произошло. В деталях. Намдалени — настоящие демоны. Любая мелочь о твоих сражениях с ними может оказаться полезной впоследствии. Да, кстати, — добавил Туризин с довольной улыбкой, — можешь снова спустить своих диких быков на этих проклятых чиновников. В прошлую зиму ты неплохо справился.
Марк поклонился. Но когда он уселся на стул, лицо его было мрачным. Туризин объявил, что доверяет ему, но трибун тем не менее не ожидал, что в ближайшее время ему позволят командовать солдатами.
А Император уже забыл о Марке и перешел к другим делам.
— Теперь — следующая порция хороших новостей.
Он развернул пергаментный свиток, запечатанный красивой печатью и исписанный широким ровным почерком. Гавр держал его в руке так, словно от свитка дурно пахло.
— Почитаем, други мои, посланьице от нашего дорогого и незабвенного Земарка, — объявил он.
В помпезных выражениях жрец-фанатик объявлял город Аморион и земли, окружающие его. Единственно Святым и Неизменным Центром Истинной Веры Фоса в мире. Кроме того, письмо содержало проклятия и анафемы на головы Туризина и Патриарха Бальзамона.
— Другими словами, этот сумасшедший недоволен тем, что у нас нет никакого желания резать васпуракан, — зарычал Император и с треском разорвал пергамент пополам. — Что же нам делать с этой дрянью?
Совет внес несколько предложений, но все они были не слишком серьезны: либо самоубийственными, либо непродуманными. Горькая правда заключалась в том, что Аморион был отделен от столицы огромной территорией, захваченной йездами. Правда, Земарк ненавидел кочевников почти так же сильно, как еретиков, но это не меняло дела: Туризину оставалось только бессильно бесноваться от гнева.
— Ну так что? Больше великолепных идей не имеется? — осведомился наконец Туризин. Мертвое молчание было ему ответом. — Нет? Что ж, тогда все вон отсюда. Совет закончен.
Слуги широко распахнули отполированные до блеска громадные бронзовые двери. Видессианские офицеры поспешили прочь. Марк плотнее завернулся в плащ, чтобы укрыться от пронизывающего ветра. Одно хорошо, подумал он, чиновники, по крайней мере, жарко топят у себя в комнатах.
Две из четырех казарм, где прежде жили легионеры, заняли теперь видессианские солдаты. Третья принадлежала отряду халогаев, который только что прибыл в столицу из ледяного Халогаланда. Четвертая пустовала, однако у Скавра не имелось ни малейшего желания жить там в одиночестве. Поэтому он поселился в комнате на втором этаже правого крыла Тронной Палаты — это крыло традиционно было отдано чиновникам.