Шаманы выпевали у костра заклинания и бросали в пламя благовония, наполнившие воздух сладковатым запахом. Старик ударял при этом в бронзовый колокольчик.
— Отгоняет демонов, — доложил Скилицез.
Затем старший шаман достал маленький кожаный мешочек и высыпал в костер его содержимое. Огонь вспыхнул нестерпимо ярко. Белизна пламени на миг ослепила Горгида. От жара на лбу у грека выступил пот. Шаман — темное неясное пятно на фоне пылающего костра — приблизился к видессианам и заговорил.
— Что? — вдруг выкрикнул Скилицез по-видессиански. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя и перейти на язык аршаумов.
Шаман повторил, махнув при этом рукой, как бы желая сказать: “Это же совсем просто, понимаете? ”
— Ну?! — требовательно спросил у Скилицеза Гуделин.
— Если я правильно его понял… Боюсь, я понял его правильно, — начал Скилицез. — Он хочет, чтобы мы доказали, что не желаем Аргуну зла… Мы должны доказать чистоту своих намерений… — Он запнулся. — Мы должны пройти через костер. Если наши намерения действительно чисты, сказал шаман, то с нами ничего не случится. Если же нет… — Офицер заколебался и резко заключил;… то огонь сделает то, что обычно делает огонь.
— Вот так неожиданность. Гм… Я, пожалуй, с удовольствием отклонил бы честь быть первым, — произнес Гуделин.
Скилицез не дрогнул бы перед лицом любой опасности. Но сейчас этот закаленный офицер был близок к панике при одной только мысли о том, что придется довериться чарам какого-то язычника.
Горгид, скептик по натуре, обычно не верил тому, в чем не убедился на собственном опыте. Однако сейчас он почему-то не чувствовал никакого страха. Это удивило грека. Он вдруг поймал себя на том, что наблюдает за шаманом так внимательно, будто старик был его пациентом. А шаман просто излучал уверенность в собственных силах. Эта уверенность горела ярче костра, куда он только что бросил щепотку волшебного порошка.
— Думаю, ничего дурного с нами не случится, — сказал Горгид. Ответом ему были два одинаково несчастных взгляда — Скилицеза и Гуделина. В первый раз за долгое время путешествия солдат и чиновник пришли к полному единодушию.
Только теперь старый аршаум понял наконец, что видессиане колеблются. Приветливо махнув рукой, дабы ободрить смятенное посольство, шаман неуклюже зашагал к костру, миг — и пламя охватило его со всех сторон.
Однако смертоносный огонь не коснулся шамана. Старик сделал несколько шагов, потоптался в самой середине костра. Посольство Империи и стоявший неподалеку Боргаз смотрели на него во все глаза.
Когда старый аршаум вышел из пламени, они увидели: ни клочка на его лохматой одежде не обгорело. Шаман снова махнул рукой, приглашая последовать его примеру.
Несомненно, Гуделин был наделен своеобразным мужеством. Собравшись с духом, он сказал, не обращаясь ни к кому конкретно:
— Не для того я добрался до самого края карты, чтобы пострадать от кочевника.
Он быстро приблизился к костру. Старый шаман дружески похлопал его по плечу, взял за руку и ввел в огонь. Языки пламени охватили обоих со всех сторон. Ланкин Скилицез прикусил губу, когда сквозь веселое потрескиванье костра донесся торжествующий голос Гуделина:
— Цел и невредим. Благодарю. Чувствую себя не хуже плохо прожаренного мяса.
Скилицез стиснул зубы и шагнул вперед. Невозмутимый шаман появился перед ним из пламени. Офицер начертил знак Фоса у сердца и принял протянутую руку шамана.
Через несколько минут от вернулся из пламени и доложил, лаконичный, как всегда:
— В порядке.
Затем старый шаман кивнул Горгиду. Несмотря на всю свою уверенность, грек ощутил легкую дрожь. В свете ослепительного белого пламени он сузил глаза. Интересно, сколько потребуется времени, чтобы жалкая улыбка Гуделина стала вновь нормальной? Однако рука старого шамана была холодной и твердой, она настойчиво тянула в огонь.
Как только Горгид вошел в костер, ощущение жара пропало. Было слегка прохладно, как в летний вечер. Он даже не вспотел. Грек раскрыл глаза. Белый свет окружал его, но не слепил. Глянув себе под ноги, он обнаружил, что не касается ногами красных углей. Шалман рядом с ним что-то тихо выпевал. Впереди была темнота. Ночь казалась еще более черной по сравнению с ярким светом, что окружал их.
Горгид неловко вывалился из костра. Гуделин подхватил грека и помог ему обрести равновесие. Как только глаза снова привыкли к темноте, Горгид увидел, что Скилицез завороженно глядит на костер.
— Только свет, — шептал офицер, потрясенный пережитым. — Это, должно быть, свет рая, исходящий от милосердного Фоса.
Гуделин был настроен более прозаически.
— Если все это имеет хоть какое-то отношение к Фосу, то огонь сделает из негодяя Боргаза свежий бифштекс, чем окажет нашей богоспасаемой Империи неоценимую услугу.
Горгид тоже втайне надеялся на это. Но через несколько минут шаман вышел из костра рука об руку с посланником Йезда. На этот раз грек внимательно посмотрел на Боргаза. Да, Вулгхаш, каган Йезда, не отправил к Аргуну какого-то мелкого князька-полуварвара. На подобную оплошность нечего было и рассчитывать. Предками Боргаза, несомненно, были макуране, древний народ с великой историей. Государство Макуран много веков было ровней Видессу. А потом из степей туда хлынули йезды…
Боргазу было лет сорок пять. Он был высок и худощав. На миг посланник Вулгхаша повернулся к старому шаману, и его профиль четко выделился на фоне пламени. Орлиный нос придавал его аристократическому лицу гневное выражение. Подбородок йезда сильно выступал вперед, скулы резко выдавались на лице. Густая курчавая черная борода и недлинные усы на верхней губе не скрывали рта — широкого, с большими, хорошо очерченными губами.
Боргаз приблизился к посланникам Империи с насмешливым полупоклоном.
— Любопытен весьма эксперимент сей, — заметил он. Он изъяснялся на языке Империи вычурно и старомодно, но акцент в его речи был очень слабым. — Кто бы мог помыслить, что сии варвары располагают столь могущественными колдунами?
Горгид ничего не сумел прочитать в черных глубинах его глаз. Несомненно, Боргаз был сильным, уверенным в себе человеком.
Реплика йезда заставила Скилицеза очнуться от раздумий. Он коснулся рукояти меча.
— Ну так как, не исправить ли мне то, в чем ошиблось пламя?
Боргаз спокойно встретил его яростный взгляд. У посла Йезда не было при себе оружия. Он невозмутимо вертел в пальцах блестящую бронзовую пуговицу (возможно, даже золотую). На нем был кафтан из плотной шерстяной ткани. Фалды этого кафтана сзади были длиннее, чем спереди. Под кафтаном видна была рубаха из легкой ткани, расшитой вертикальными цветными полосами.
— Почему ты думаешь, что сердцем я чист менее твоего? — спросил он иронически.
Горгида поразили его руки — тонкие, изящные, с длинными пальцами. Руки хирурга, подумал грек.