* * *
На бледной утренней заре аршаумов подняли по тревоге. Часовые заметили появление чужих всадников.
— Какие неосторожные ублюдки, — сказал Гай Филипп, наскоро проглотив большой кусок лепешки. — Стоят, как шлюхи на свадьбе. Их видно в солнечных лучах. В любой другой стороне они были бы просто невидимы.
Когда всадников обнаружили, они не сделали ни одного движения, хотя бы намекающего на намерение отступить.
— Вот наглецы! Глазеют на нас и не двигаются с места, — сказал Виридовикс. Он поправил свой галльский шлем с металлическим обручем, обитый семью бронзовыми пластинками. Шлем горел в лучах восходящего солнца, соперничая с огненно-рыжими вихрами кельта.
Марк прикрыл глаза ладонью, всматриваясь в чужих всадников, которые все еще не двигались с места.
— Не думаю, чтобы это была пустая бравада, — сказал он наконец. — Это уверенность в себе. У них за плечами большой отряд, если только я не ошибаюсь.
Горгид тоже, прищурившись, вглядывался в даль. У него развилась с годами небольшая дальнозоркость, и он видел на большом расстоянии дальше, чем трибун.
— Это кочевники, — проговорил грек с тревогой в голосе. — Интересно, что делает такой большой отряд йездов так близко от имперской армии?
Большинство аршаумов уже сидели в седлах, и римлян освистали за медлительность.
— Вы не слишком-то торопились, — фыркнул Ариг, когда те наконец уселись на коней. — Что ж, давайте для разнообразия узнаем, что здесь происходит.
Он отправил навстречу незнакомцам сотню всадников. Маленький отряд двигался растянутой линией, а не колонной, но приближался медленно, чтобы это не было похоже на угрожающий маневр.
Марк видел, как чужие всадники потянулись за стрелами, но ни один из них пока не поднимал лука. Двое или трое были в доспехах из толстой кожи, какие носили и аршаумы, но у большинства сверкали кольчуги.
Подняв руку вверх, Ариг остановил своих людей прямо на границе полета стрелы и осторожно выехал вперед — один. Через несколько мгновений один из стоящих в ожидании всадников повторил его жест и двинулся ему навстречу.
Когда их разделяло расстояние метров в пятьдесят, вождь аршаумов крикнул на хаморском языке фразу, которую успел выучить:
— Кто вы?
Судя по облику, приближающийся всадник с одинаковым успехом мог быть и йездом, и кочевником из Пардрайской степи.
— А вы-то сами кто?
Ответ был произнесен на видессианском языке, но с очень жестким акцентом. Марк пришпорил своего коня и быстро подскакал к Аригу. Несколько аршаумов громко закричали, чтобы он вернулся в строй. Но возглас Марка перекрыл все вопли:
— Хо, хатриш! А где же Пакимер?
Незнакомец положил руку на рукоять сабли, когда римлянин приблизился к нему, однако из ножен ее не вынул.
— Он там, где ему быть полагается, и нигде больше! — прокричал он в ответ. — А кто это хочет знать о нем?
Насмешливый ответ не задел Скавра; трибун хорошо успел узнать легкомысленный нрав хатришей.
— Это друзья, — сказал он Аригу, а потом громко назвал свое имя.
— Ах ты, лживый ублюдок! Скавр же мертв!
— Кто мертв? Я?
Трибун выехал вперед и остановился на достаточном расстоянии от хатриша, чтобы тот мог увидеть его лицо. Как и надеялся Марк, дерзкий хатриш оказался одним из младших офицеров Лаона Пакимера. Как же его зовут? А, вспомнил!..
— Ну, посмотри на меня внимательно, Конон, и скажи честно, мертв я или нет.
Конон внимательно оглядел римлянина.
— Ух ты, чума на мою голову! — воскликнул он. — Это и вправду ты! А тот мрачный зануда — он все еще с тобой?
— Гай? — Марк скрыл улыбку. — Да, он с нами.
— Ну конечно, куда он денется, — мрачно проворчал Конон и махнул рукой в сторону аршаумов. — А это еще что за жулики? Если ты с ними, то, я полагаю, они не йезды.
— Нет.
Аршаумы и хатриши, видя, что их парламентеры мирно беседуют, приблизились друг к другу. Конон с нескрываемым любопытством рассматривал кочевников Шаумкиила. Их широкие, почти безбородые лица, плоские, приплюснутые носы и раскосые глаза были для него непривычны.
— Странные и забавные на вид ублюдки, — заметил он беззлобно. — Сражаться-то они умеют?
— Они прошли через всю Пардрайю и Йезд.
— Да, в таком случае, умеют.
Трибун представил Конона Аригу и наконец задал вопрос, мучивший его так долго:
— Что делает Гавр в Аморионе?
— Ну, уж тебе-то это должно быть хорошо известно, — ответил хатриш. — Это все твоя вина.
— Что? — Такого ответа Скавр не ожидал.
— А чья же еще? — развязно продолжал Конон. — Когда Сенпат и Неврат примчались к Муницию и наперебой принялись вопить о том, что Император погнал тебя в Аморион, в пасть к Земарку, ничто на свете не могло удержать его. Весь легион отправился тебя спасать. Разумеется, Пакимер взял на прогулку и нас всех.
Несмотря на веселый тон хатриша, к горлу трибуна подступил комок. Возможно, раньше Марк просто не задумывался о том, как относятся к нему его солдаты… да и хатриши тоже.
— Значит, легионеры сейчас в Аморионе?
— Я только что сказал тебе это, еще не забыл?
Гай Филипп подошел к собеседникам вместе с Горгидом и Виридовиксом, чтобы услышать свежие новости. Хатриш еще раз повторил для них свое сообщение и, усмехнувшись, добавил:
— У нас было веселенькое времечко, пока мы шли вверх по течению Аранда. Мы двигались так быстро, что Явлак до сих пор не сообразил, кто же это дал ему по зубам.
Гай Филипп обвиняюще ткнул в хатриша своим острым пальцем.
— Так это ваша проклятая армия… нет, наша проклятая армия? Так это вы шли на Аморион в дни гибели Земарка?!
— Ну конечно! А кто еще, как ты думаешь?
— О, моя бедная голова! — простонал ветеран.
Марку хотелось смеяться и плакать одновременно. Они с Гаем Филиппом бежали на запад с караваном Тамаспа, попали в Машиз, прошли страшные подземные тоннели — и все только потому, что были уверены: армия, идущая на Аморион, могла быть только армией иездов.
Конон повернулся к трибуну:
— Ах да, еще одно: Гагик Багратони сердит на тебя.
— За что? Я же разделался с Земарком!
— Именно поэтому он и зол. Накхарар мечтал сделать это сам — и постепенно, а не сразу. Не могу винить его за это после всего, что я слышал о Его Святейшестве Земарке Благочестивом. Как ты думаешь, простит ли тебя когда-нибудь Багратони? — На мгновение хатриш посерьезнел. — Мы, честно говоря, уж решили, что оба вы попали в ловушку, из которой живыми не выбрались. Мы разобрали Аморион по кирпичику, разыскивая вас, но не нашли и следа. — Казалось, хатриш искренне возмущен тем, что они все-таки уцелели.