— Наши ребята не клюют по мелочи! — весело сказал Виридовикс, жадно откусывая от жирного гуся, которого подобрал у ручья.
— Ты и сам недурно работаешь зубами, — отозвался Горгид, обгладывая ножку того же гуся. Перед кельтом уже лежала хорошая горка дочиста обглоданных костей.
Батбайян сидел один, повернувшись к костру спиной. Едва Горгид утолил первый голод и начал думать о чем-либо еще, кроме еды, он поднялся, желая пригласить молодого хамора к своему костру. Увидев, куда собрался Горгид, Виридовикс приподнялся и остановил его.
— Оставь парня в покое, — тихо сказал кельт.
Горгид раздраженно фыркнул:
— Тебе-то что? Ему будет лучше с нами, чем в мрачном одиночестве.
— Не думаю. Может быть, конечно, я ошибаюсь… но костры напоминают ему то дьявольское пламя, которым Авшар поймал Таргитая в ловушку. Я тоже мог оказаться в числе несчастных, но мне повезло. Если Батбайян захочет поговорить с нами, он подойдет сам. И можешь не злиться из-за этого.
Грек опустился на траву у костра.
— Пожалуй, ты прав. Об этом ты и говорил Аригу несколько дней назад, не так ли? — Горгид с любопытством взглянул на Виридовикса. — Я даже не ожидал от тебя такой деликатности.
Виридовикс задумчиво потянул себя за правый ус. Наконец он ответил:
— Мучить других без особой нужды — это развлечение для Авшара. Я видел, как он это делает. Теперь у меня нет никакого желания подражать нашим врагам.
— Ты наконец начал взрослеть, — сказал грек.
Виридовикс презрительно хмыкнул.
Горгид вдруг проговорил:
— Если Авшар до сих пор не знал, что такая большая армия вошла в Пардрайю, то наши огни выдадут нас.
— Он знает, — отозвался Виридовикс с мрачной уверенностью. — Он знает.
* * *
Спустя два дня в лагерь аршаумов прибыл хамор, держа на копье щит, выкрашенный белой краской, — знак мирных намерений. Когда его привели к Аргуну и старейшинам, он смотрел странным взглядом, в котором смешались страх и самоуверенность.
Хамор выглядел не слишком молодым — лет сорока; его некрасивое лицо было отмечено печатью хитрости и лукавства, глаза бегали, половина левого уха была отрублена. С точки зрения степняков, одет он был очень богато: шапка из меха куницы, волчья куртка, отороченная соболями, мягкие замшевые штаны. На указательном пальце правой руки сверкало золотое кольцо с громадным рубином; уздечка и седло украшены бирюзой и нефритом.
Его пренебрежительный поклон кагану оказался достаточно дерзким, чтобы вызвать у аршаумов мрачные взгляды. Хамор знал, что представляет здесь мощную силу. Не обратив внимания на общее негодование, он заговорил:
— Говорит ли здесь кто-нибудь на моем языке?
— Я. — Скилицез сделал шаг вперед.
При виде видессианина хамор на мгновение растерялся, а затем проговорил:
— Что ж, крестьянин, — это презрительное обращение должно было поставить Скилицеза на место, — скажи аршауму: я — Родак, сын Папака! Я пришел от Варатеша, Великого Кагана Королевского Клана, повелителя всех кланов Пардрайи!
Нахмурившись, Скилицез начал было переводить. Но Батбайян прервал его криком:
— Ты, вшивый бандит! Ты уронил изо рта кусок дерьма, когда назвал Варатеша каганом, а свору бандитов — кланом!
Молодой хамор собрался уже наброситься на Родака, но два аршаума схватили сына Таргитая за плечи и оттащили назад.
Родак держался достоинством. Он глянул на Батбайяна искоса, словно только что заметил его незначительную персону. Затем обратился к Аргуну:
— У вас один из разбойников? Вот как! Я не стану отвечать ему! Он отмечен печатью, как того и заслуживает!
— Я — разбойник? — кричал Батбайян, пытаясь вырваться из цепких рук аршаумов. — А за что твой клан, твой настоящий клан, вышвырнул тебя, Родак? За что ты объявлен вне закона? Почему от тебя отвернулись твои родичи, Родак? Ты убил своего брата? Ты украл у своего друга? Может, ты сношал соседских коз?
— Кем я был, не имеет значения, — холодно молвил Родак. Скилицез бесстрастно переводил речи обоих противников. — Имеет значение, кто я сейчас.
— И кто ты сейчас? — надрывался Батбайян. — Надутый кусок овечьего дерьма! Ты портишь воздух всякий раз, как разеваешь пасть! Кем бы ты был без черного колдовства Авшара? Вечно голодным, полудохлым изгоем! Да ты и сейчас — пес, тощий стервятник, ящерица… ты, лягушка!
Кочевники Пардрайи иррационально боялись и ненавидели лягушек. Один хамор не мог нанести другому более страшного оскорбления.
Рука Родака метнулась к рукояти сабли. Но посланник Варатеша тотчас же замер: две дюжины стрел одновременно нацелились ему в грудь.
Медленным, осторожным движением он убрал руку от оружия.
— Так лучше, — сухо заметил Аргун. — Послов-предателей здесь уже видели. Таким лучше не подходить к нам с оружием в руках.
— А с оскорблениями? — отозвался Родак. Губы у него побелели от гнева.
— Какое слово сделает тебя гнуснее, чем ты уже есть? — сказал Батбайян.
— Довольно! — проговорил Аргун. — Я без тебя разберусь, кто он такой.
Батбайян замолчал. Аргун отдавал приказания мягким тоном; однако кагану аршаумов повиновались беспрекословно.
Каган повернулся к Родаку:
— Итак, чего же хочет от нас твой Варатеш?
— Он предупреждает тебя: поворачивай назад. Иди на свою сторону Шаума! Иначе ты встретишься с гневом всех кланов Пардрайи!
— Если твой каган не собирается нападать на меня, то и я его не трону, — сказал Аргун. — Моя война — с Йездом. Пардрайя — самая короткая дорога на Машиз. Пусть Варатеш меня пропустит, и я не стану искать ссоры с хаморами. Если же только он нападет… — Аргун оставил фразу незаконченной.
Родак облизал пересохшие губы. Войны с Аршаумом страшным огнем горели в памяти его народа.
— Авшар пришел, как говорят, из Йезда. Он принят в Королевский Клан! После Варатеша Авшар — второй человек клана.
— Какое мне дело до этого? — осведомился Аргун.
Батбайян раздвинул губы в жутковатой улыбке; Виридовикс в это мгновение напоминал волка, почуявшего кровь. Аргун заключил:
— Вот мой ответ. Я не поверну назад. Я иду войной на Йезд. Я пройду мимо Варатеша и не трону его, если он не решится напасть на меня. Передай это твоему господину.
Скилицез заколебался, прежде чем перевести хамору последнюю фразу.
— Как я должен это переводить?
— Дословно, — ответил Аргун.
Слово «господин», которое употребил Аргун, буквально означало «хозяин собаки».
Родак гневно смотрел на Аргуна из-под густых бровей.