Лис выбранился себе в бороду. Сознание того, что ему никогда не удастся изгнать всех трокмуа с северных земель обратно, на тот берег Ниффет в их мрачные леса, удручало его практически ежечасно. Один из горчайших уроков, которые преподала ему жизнь, заключался в том, что далеко не все твои мечтания делаются реальностью, как бы сильно ты ни старался воплотить их в жизнь.
Сверху, со сторожевой башни, возвышавшейся над Лисьим замком, часовой закричал:
— Приближается колесница, лорд принц!
— Всего одна? — уточнил Джерин.
Как любой здравомыслящий правитель, он пристально следил за тем, чтобы окрестности крепости и обочины дорог в его владениях не зарастали деревьями и кустами, чем значительно осложнял жизнь любителям легкой поживы.
— Йо, господин, одна, — отвечал часовой.
Джерин отбирал в наблюдатели самых дальнозорких парней. Что всегда оправдывало себя, как и в данном случае. Через пару мгновений часовой крикнул:
— Это Вайден, сын Симрина, господин.
Мост еще не успели поднять, поэтому возница Вайдена направил свою упряжку из двух лошадей прямиком в крепость. Вайден на ходу выпрыгнул из колесницы. Это был сильный молодой человек лет тридцати и приятной наружности. Он владел поместьем к юго-западу от Лисьего замка, которым управлял больше половины своей жизни: его отец погиб в мясорубке после ночи оборотней. Каждый раз, глядя на него, Джерин вспоминал Симрина.
— Рад тебя видеть, — сказал Лис. Но, зная, что крепость Вайдена находится в двух днях пути от его собственной и что люди редко путешествуют без крайней надобности, сразу спросил: — Что стряслось?
— Лорд принц, это все подлый проклятый вор Адиатанус, вот что, — воскликнул Вайден.
Только потому, что проблема трокмуа уже стояла в списке неотложных дел первой, Лис не обеспокоился так, как мог бы.
Вайден продолжил:
— Он угнал коров и овец да еще спалил крестьянскую деревушку. Просто так, ради забавы, насколько я понимаю.
— Да? — спросил Джерин.
Вайден, никогда не изучавший риторику и не имевший представления о вопросах, не требующих ответа, энергично закивал. Джерин уже так привык к низкой степени образованности своих вассалов, что его почти перестал удручать этот факт.
— Если Адиатанус вступил в войну с одним из моих баронов, значит, он вступил в войну и со мной. Он заплатит за то, что сделал, и много больше, чем сам ожидает.
В его голосе звучала такая холодная ярость, что даже Вайден, который очень нуждался в поддержке, на шаг отступил.
— Лорд принц, вы говорите так, будто собираетесь разгромить его в пух и прах. Это будет…
— Большая война! — опередил его Джерин.
Вайден снова кивнул, на этот раз просто принимая к сведению слова лорда. Джерин продолжил:
— Рано или поздно мы с Адиатанусом все равно бы схватились. Так лучше сделать это сейчас, на моих условиях, чем позже и на его. По приговору богов мы не можем отогнать всех лесных разбойников на тот берег Ниффет. Пусть будет так. Но зато, надеюсь, мы можем держать их под контролем. Если мы не сумеем даже этого, то что останется от цивилизации в наших краях?
— Немногое, — сказал Вайден. Теперь пришел черед Лиса кивнуть, но в этот момент он сообразил, что и после разгрома лесных дикарей цивилизация в северных землях все равно вряд ли воспрянет.
В течение двух последующих дней из Лисьей крепости то и дело выезжали колесницы и всадники. Они направлялись на восток, запад и юг, созывая вассалов Джерина и их собственных вассалов в его замок, чтобы потом пойти войной на Адиатануса. Провожая гонцов, посылаемых на запад, он испытывал некоторое беспокойство. Им придется проехать через владения Крепыша Шильда на пути к остальным баронам, признававшим Лиса как своего сюзерена. А Шильд иногда бывал почти таким же неподатливым вассалом, как сам Адиатанус.
Узнав о решении Джерина начать войну, Дарен пришел в неописуемый восторг.
— Теперь я смогу сражаться рядом с тобой, отец! — воскликнул он, сжимая Лиса в крепких объятиях. — Быть может, мне удастся даже заслужить какое-нибудь прозвище.
— Как насчет Дарена Придурка? — предложил весело Джерин.
Дарен удивленно вытаращил глаза. Лис вздохнул, чувствуя себя каким-то обломком древности, неизвестно зачем оставленным дрейфовать в современном мире.
— Думаю, нет смысла говорить тебе, что речь идет не о забаве. Ты бьешь и убиваешь по-настоящему. И тебя могут так же по-настоящему ранить или убить.
— Зато можно всем доказать, что ты настоящий мужчина! — Нет, Дарен его не слушал. — Тискать служанок здорово, даже более чем, но сражаться! «Разить врага отточенной до блеска бронзой!» Разве не так сказал поэт?
— Да, так говорил Лекапенус. Ты прекрасно его процитировал.
Джерин взглянул на небо. Что ему делать с мальчишкой, которому просто не терпится ринуться в бой? Тот факт, что Дарен оправдывает свое рвение, ссылаясь на великого творца ситонийского эпоса, с одной стороны, показывает, что он и цивилизован, и образован, но с другой… Не означает ли это, что паренек, подобно трокмуа, лишь прячет за тонким лоском цивилизованности варварскую подоплеку своих устремлений? Отец Даяус, кто ответит на этот вопрос?
Из Лисьего замка вышел Вэн. Дарен бросился к нему с криком:
— Мы отправляемся на войну! Разве это не здорово?
— О да, это замечательно, если тебе удастся остаться целым и невредимым, — ответил Вэн.
Дарен воспринял ту половину ответа, которую хотел услышать, и поскакал в главную залу, напевая кровожадную песенку, не имевшую ничего общего с Лекапенусом. Лис знал того олуха-менестреля, который перевел ее с языка трокмуа. Вэн оглянулся вслед Дарену и усмехнулся.
— В нем кипят страсти, Лис.
— Знаю. — Сам Джерин показывал всем своим видом, что в нем лично ничто не кипит. — Это необходимая мера, но… — сказал он и пожал плечами.
— Эй, да что с тобой, капитан? Ты перестал метить в герои? — принялся поддевать его Вэн.
— Я уже геройствовал, причем не раз, — отозвался Джерин. — И что мне это дало, кроме участия в очередных бойнях? Не много, черт возьми.
— Если бы ты не вздумал геройствовать и не отправился спасать Силэтр из лап чудовищ, у тебя бы теперь не было такой жены, — возразил великан. — И троих детей у тебя бы тоже не было. Вместо этого ты до сих пор бы делил со мной Фанд, вот как. — Вэн закатил глаза.
— Да уж, ты отстоял право героизма на существование, точно! — сказал Джерин, и оба рассмеялись. Джерин продолжал: — Но я смотрю, ты тоже не рвешься в бой как прежде.
Вэн опустил глаза, изучая носки своей обуви.
— Да я уже и не так молод, как раньше, — сказал он, словно стесняясь это признать. — Хочешь не хочешь, а иногда приходится о том вспоминать. Кости ноют, взгляд потерял остроту, чутье тоже, и я уже не могу ублажать женщину трижды кряду каждую ночь. — Он покачал головой. — Если бы человек уже в юности понимал, сколько времени тянется старость, он бы больше наслаждался молодостью.