— Может, он зол на меня за то, что я забрал ее у него?
Тут Джерин нахмурился и покачал головой. Байтон никогда не выказывал неодобрения по поводу его союза с Силэтр. Но если все, что сейчас происходит, не знак неодобрения, то тогда что же? На этот вопрос он не мог ответить, поэтому задал другой, обращаясь Дагрефу и Фердулфу:
— Что еще прозорливый бог велел вам сказать Свериласу?
— Ничего особенного, — ответил Дагреф. — Мы должны были четко дать ему понять, что пришли по поручению Байтона, и нам не составило труда убедить его в этом.
— Не сомневаюсь, — сказал Джерин. Он немного подумал, затем спросил: — А Байтон не просил вас передать что-нибудь мне? Было бы интересно узнать, почему он решил так со мной обойтись.
— Тебе? — К Фердулфу опять вернулось высокомерие. — С чего бы это богу просить нас что-то тебе передать? Если бы он хотел, чтобы ты о чем-то узнал, то ниспослал бы тебе сновидение. Но он этого не сделал, верно? Он оставил тебя в стороне, видимо не желая иметь ничего общего с такими, как ты.
Джерин не оскорбился, ему было не до того. Он просто пожал плечами:
— Вообще-то бог мог послать сон напрямую Свериласу, но он этого не сделал, поэтому я на всякий случай решил вас спросить.
— Тебе он ничего не передавал, — повторил Фердулф. — Ничегошеньки, слышишь?
— Фердулф, можешь в дальнейшем не сомневаться: когда ты что-либо говоришь, люди тебя прекрасно слышат, — сказал Джерин. — Иногда… даже чаще, чем иногда… они жалеют об этом, но тем не менее слышат.
Он надеялся сбить с Фердулфа спесь, но вопреки его ожиданиям детское личико маленького полубога приняло совсем недетское самодовольное выражение. Но представлениям Фердулфа, Лис сделал ему комплимент.
Дагреф нахмурился.
— Постой, — сказал он. — Что-то такое было… кажется, было.
— Нет, не было! — возразил возмущенно Фердулф. — Я ведь сказал. Я бы знал. Я сам наполовину бог… и на лучшую половину. Если я говорю, что ничего не было, значит, ничего не было, вот.
— Может, наши сны немного отличались один от другого, — предположил Дагреф. — Может, мне что-то передалось как сыну.
— А может, тебе это кажется, потому что на самом деле у тебя в голове опилки, а не мозги, — хихикнул Фердулф и показал язык.
Дагреф, к неудовольствию полубога, остался невозмутим.
— Как ни крути, но что-то было, — повторил юноша. Он обратился к отцу: — Вот… что бы это ни значило. Что-то вроде напутствия. «Выбери верный путь, оставайся на верном пути, не сворачивай с верного пути, несмотря ни на что».
— Что за глупое сообщение? — возмутился Фердулф. — Ты, наверное, сам его выдумал. Зачем богу говорить такие глупости?
— Я не знаю, — отвечал Дагреф. — Например, от некоего полубога я слышал немало глупостей за последнее время.
Фердулфа наконец проняло, он разозлился. Джерин спросил:
— С какого пути?
Его сын пожал плечами:
— Понятия не имею. Пока ты не спросил, мне вообще казалось, что я ничего не должен тебе передавать.
— Может, это путь через западный лес? — предположил Джерин. Но затем покачал головой: — Нет, не думаю. Там одна дорога. С нее нельзя сбиться: ты либо на ней, либо в лесу. Второе, естественно, хуже. Так о чем же, черт подери, говорил Байтон?
— О том, чего ты не можешь понять из-за своей туповатости, — сказал Фердулф.
— Я многое не могу понять из-за своей туповатости, — ответил Лис. — Например, почему я тебя терплю?
Но не успел Фердулф найтись с ответом, как к ним галопом подскакал всадник с юга.
— Лорд король! — крикнул он. — Лорд король! Имперские наступают!
После этого время, казалось, сжалось до мига, в течение которого и разворачиваюсь все дальнейшее. Лис криком велел своим людям построиться в боевую шеренгу перед городком. Они все еще выстраивались, когда вернулись конники Райвина.
— Простите, лорд король, — сказал один из них, вытирая кровоточащий порез на лбу. — Этих проклятых мерзавцев слишком много, и они слишком напирают. Мы не смогли их сдержать.
— Сверилас всегда так действует, — рассеянно ответил Джерин.
— И что теперь? — воскликнул Фердулф. — Что теперь?
Он подпрыгнул. Любой в возбуждении может подпрыгнуть. Но Фердулф был не таким, как другие. Подпрыгнув, он повис над землей.
Дагреф ответил раньше отца:
— Теперь мы будем драться. Что еще нам остается? Свиной пузырь, например, тоже летает, но соображает наверняка много лучше, чем ты.
Злобный взгляд Фердулфа красноречиво свидетельствовал, что даже Лису было бы сложно отбрить его более едко.
— Да, — подтвердил Джерин. — Теперь мы будем драться. Теперь мы…
Он осекся. Потом перевел взгляд с Дагрефа на Фердулфа, с Фердулфа на Дагрефа. Затем огладил бороду, подошел к сыну и поцеловал его в щеку. После чего расцеловал и Фердулфа.
— Что это сейчас было, отец? — спросил Дагреф.
Комментарий Фердулфа был гораздо более резок, но имел приблизительно тот же смысл.
— Я понял, — ответил Джерин. — По крайней мере, надеюсь, что понял.
«Если же я не понял или понял неверно, — добавил он про себя, — то окажусь в еще большей беде, чем сейчас, хотя до сих пор мне казалось, что подобное вообще невозможно». Вслух, правда, он этого не сказал, а произнес вот что:
— Идемте. Нужно встретить этого разорителя храма, этого сукина сына Свериласа заточенной бронзой, прежде чем…
— Прежде чем что, отец? — перебил его Дагреф.
— Прежде чем произойдет нечто другое, — ответил Лис.
Вряд ли сын удовлетворится таким ответом, но сейчас не тот момент, чтобы что-либо растолковывать.
Дагреф и впрямь рассердился.
— Ты говоришь так же туманно, как Сивилла, через которую вещает Байтон, — упрекнул он. — Ты…
Тут голос его прервался.
— О, как это интересно, не правда ли? — пробормотал он тихонько.
— О чем это вы там шепчетесь? — сварливо осведомился Фердулф.
— Ты ведь полубог. Используй свою полубожественную мудрость, чтобы догадаться, — ответил ему Джерин. — А пока ты еще этим не занят, почему бы тебе не взлететь вверх и не сказать мне, что там поделывает Сверилас?
— Я для этого тебе не нужен. Ты можешь увидеть его и отсюда, — ответил Фердулф, что, к сожалению, было чистейшей правдой.
Но маленький полубог все-таки взмыл в воздух. Правда, скорей для того, чтобы повертеть задом перед Джерином с Дагрефом, чем по более важным соображениям. И улетел прочь.
— Надеюсь, ты не ошибаешься, отец, — сказал Дагреф.