Та кивнула и наполнила кружки. Возраста она была среднего, коричневые, начинающие уже седеть волосы были убраны с бледного лица и стянуты сзади узлом. Полумрак, царивший в таверне, мешал разобрать, какого у нее цвета глаза.
Хозяйка принесла кружки туда, где сидели Лис, его сын и крестьянин, но все не ставила их на стол, пока Лис не выложил деньги. Тогда она еще раз кивнула и сказала:
— Что ж, угощайтесь.
Джерин вскинул голову так резко, что Дагреф и крестьянин в недоумении уставились на него. Он узнал голос.
А глаза ее были зелеными. Он их не видел, но он это знал. Хриплым голосом он произнес:
— Элис?
Она опустила кружки, обтянутые просмоленной кожей, на стол так медленно и осторожно, будто они были выточены из горного хрусталя и могли рассыпаться от малейшего прикосновения. Джерину же казалось, что сейчас он и сам тоже может рассыпаться в мелкие брызги от любого толчка.
— Постойте-ка, — сказал крестьянин. — Вы двое, что… вы знакомы? Откуда, черт подери все на свете, вы друг друга знаете?
— Так вышло, — ответил Джерин все еще хрипло.
Глаза Дагрефа стали круглыми, как лепешки.
— Йо, вышло.
Судя по голосу, Элис была так же ошеломлена, как и Лис. Повернувшись к нему, она сказала:
— Я не узнала тебя. И если бы ты не заговорил, так и не узнала бы.
— Я тоже тебя не узнал, — ответил он и огладил бороду. Он знал, что она седая. — Прошло столько лет.
— Да.
Она перевела взгляд с него на Дагрефа. Потом медленно, с неуверенностью произнесла:
— Это ведь не Дарен? Тот должен быть старше.
— Ты права. — Джерин кивнул. — Это Дагреф, мой старший сын от Силэтр, ставшей моей женой через несколько лет после того, как ты… исчезла. Ты знаешь, что Дарен теперь возглавляет поместье, которым владел твой отец?
Элис покачала головой.
— Нет, — сказала она.
Значит, о смерти Рыжего Рикольфа она тоже не знала. Теперь знает.
— Новости идут сюда долго… если вообще доходят. А когда это… сколько прошло времени? Сколько?
— Вот уж пять лет, — ответил Лис. — У него был удар. Как я слышал, он не мучился, насколько это возможно в таких случаях. Дарен теперь накрепко там утвердился.
— Да?
Элис по-прежнему выглядела изумленной. И было отчего.
Лис тоже чувствовал себя изумленным. А еще ему казалось, что он перенесся лет на двадцать назад, в ту часть своей жизни, которую давно закрыл и отгородил от другой, в какой жил все последнее время с тех пор, как встретил Силэтр.
Крестьянин, пришедший в таверну вместе Лисом и Дагрефом, залпом выпил свой эль.
— Ну, ладно, я, пожалуй, пойду, — сказал он, поднялся со стула и поспешил на улицу, где уже начинали играть предзакатные краски.
Дагреф, наоборот, все сидел, переводя зачарованный взгляд с Джерина на Элис. Даже уши его вроде бы завернулись вперед, чтобы ловить каждый звук, но, возможно, Лису это только почудилось. Почудилось, да. Тихим голосом он сказал:
— Сынок, почему бы тебе не отвести овец в лагерь, чтобы их могли принести в жертву до захода солнца?
— Но… — запротестовал было Дагреф, потом осекся, однако решился на следующую попытку: — Но я бы хотел…
Тут он понял, что вежливая просьба отца на самом деле является не чем иным, как не терпящим возражений приказом. Сердитый взгляд, брошенный на него Лисом, помог ему это осознать. С сожалением, неохотой, угрюмо и очень-очень медленно он сделал то, что ему было велено, то есть ушел.
Элис нервно хихикнула.
— Он хотел слышать наш разговор, — сказала она.
— Конечно хотел, — подтвердил Джерин. — А услышав, он все бы запомнил, причем слово в слово. Он даже понял бы все лучше нас.
— Он пошел в тебя, — пробормотала Элис.
По ее тону было ясно, что это не похвала.
Джерин начинал злиться, каким-то краем сознания понимая, что причина его нарастающего раздражения кроется во всем том, что он не мог высказать ей с тех пор, как она убежала. Теперь же невысказанное просилось наружу. С усилием он затолкал его обратно в себя.
— Как ты жила? — спросил он.
Этот вопрос вряд ли мог подлить масла в огонь.
— А как я выгляжу? — ответила она вопросом.
Все, что она произносила, имело некий привкус горечи.
— Так, будто тебе пришлось пережить нелегкие времена, — сказал Джерин.
Она усмехнулась:
— Что тебе известно о тяготах жизни? Ты всегда был бароном, посиживая в своей крепости… или принцем, или королем. Твой живот всегда был набит. Люди делают все, что ты им велишь. Даже твой сын делает то, что ты велишь ему.
— Кто сказал, что боги перестали даровать нам столько чудес, сколько мы у них просим? — парировал Джерин.
Когда-то, давным-давно, его шутки ее забавляли. Теперь же Элис лишь презрительно потрясла головой. Сдерживать раздражение становилось все трудней и трудней. Стараясь сохранять ровный тон, он сказал:
— Мне жаль, что тебе пришлось нелегко. Этого, как ты знаешь, могло бы и не случиться. Ты ведь могла бы…
— Могла бы что? — перебила его Элис. — Могла бы остаться? Это было бы еще хуже. Почему, по-твоему, я ушла?
— Я всегда думал, что ты ушла, потому что тебе стало скучно и захотелось чего-то нового… неважно чего, — ответил Джерин, — Пока что-то выглядело как новое, оно устраивало тебя.
— Ты был принцем севера, — сказала, словно не слушая его, Элис. — Ты прекрасно проводил в этом качестве время… настолько прекрасно, что совсем забыл обо мне. Я была хороша как племенная кобыла, вот и все.
Джерин хотел язвительно улыбнуться, но сумел лишь скривить угол рта.
— Видишь ли, у меня имелись дела, и я старался хоть как-то вести их. Если бы я ими не занимался, вряд ли мы бы сейчас говорили с тобой. Тут бы хозяйничали трокмуа, они бы заполонили весь Север.
— Скорей всего, так. — Элис кивнула. — Я и не утверждала, что ты плохо справлялся со своими обязанностями. Я просто сказала, что ты уделял им гораздо больше внимания, чем мне… кроме тех случаев, когда хотел затащить меня в постель, разумеется. Но даже тогда ты не больно-то меня баловал.
— Это несправедливо, — сказал Лис. Он не видел ее двадцать лет, но она все равно знала, как ужалить его, будто они и не разлучались. — Я никогда не смотрел на других женщин. Мне никогда этого не хотелось.
— Конечно нет, — сказала Элис. — Зачем тебе было напрягаться? Я всегда была под рукой. Поди сюда, Элис. Сними-ка юбку.