Флот вторжения | Страница: 142

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— А как это связано с нашим разговором? — спросил Егер.

— Мне нужно сделаться мудрейшим из раввинов, которые когда-либо жили на земле, чтобы решить, стоит ли мне помогать немцам бороться с ящерами их же грязным оружием.

— Я придерживаюсь такого же мнения, — энергично закивал Йоссель.

Мордехай махнул рукой, чтобы тот умолк.

— Жаль, что этот выбор пришлось делать мне, а не кому-то другому. До войны я хотел быть всего лишь инженером. — Его взгляд и взгляд Егера скрестились, как два меча. — А все, кем я являюсь сейчас благодаря вам, немцам, — это бойцом.

— А я им был всегда, — сказал Егер.

Когда-то, еще до начала Первой мировой войны, он мечтал изучать библейскую археологию. Но во Франции, в окопах, Егер осознал свое призвание и понял, насколько его отечество нуждается в людях с такими талантами. По сравнению с этим библейская археология казалась пустяковым занятием.

— Знать бы, чем обернется для нас будущее, — задумчиво произнес Мордехай. — Относительно вас, Егер, я не знаю. — Он впервые назвал немца по фамилии. — Но сам бы я хотел иметь хребет покрепче.

— Да, — кивнул Егер.

Мордехай вновь вперился в него глазами, но теперь это был оценивающий взгляд военного.

— Проще всего было бы застрелить вас и швырнуть труп в Вислу. Многие так исчезали, и больше их никто не видел. Выкинуть следом ваши мешочки — и мне не нужно будет просыпаться ночью в поту от страха по поводу того, что вы, проклятые нацисты, собираетесь сделать с этим украденным материалом.

— Зато вместо этого вы будете просыпаться ночью в поту оттого, что никто не в силах бороться с ящерами. — Егер старался держаться спокойно и говорить ровным голосом. На фронте он часто рисковал жизнью, но таким образом — никогда. Это больше напоминало игру в покер, чем войну. И Егер пустил в ход еще одну свою козырную карту: — Что бы вы со мной ни сделали, Сталин уже получил свою долю добычи. Не будет ли вас прошибать пот еще и оттого, что с нею сделают большевики?

— Честно говоря, будет. — Мордехай вздохнул, и казалось, этот вздох исходит из всего его тела, а не только из груди. — Уж лучше бы принимать решение выпало мудрецу Соломону, чем такому несчастному глупцу, как я. Тогда у нас была бы хоть какая-то надежда на справедливое решение.

Он начал было снова вздыхать, но где-то на середине прервался и вдруг опять стал резко и глубоко втягивать в себя воздух. Когда Мордехай снова взглянул на Егера, глаза у него пылали. «Да, — подумал Егер, — прирожденный офицер; за таким люди пойдут в огонь и в воду».

— В конце концов, возможно, Соломон в самом деле укажет нам путь, — негромко сказал Мордехай.

— Что вы имеете в виду? — спросил Егер. Хотя он давным-давно забросил мысль о библейской археологии, саму Библию он знал достаточно хорошо. Взгляд Егера невольно скользнул к мешочкам, висевшим на стене.

— Хотите разрезать младенца пополам, не так ли? [37]

— Именно это я и собираюсь сделать, Егер, — ответил Мордехай. — Вы угадали. Ладно, берите себе часть. Отдаю ее вам. Ваши нацистские придурки смыслят в этом и, наверное, сообразят, на что пустить ваш гостинец. Но, помимо вас и русских, свой шанс должен получить кое-кто еще.

— Кого вы подразумеваете? Вас самих? — спросил Егер. Мысль о польских еврей, обладающих таким ужасным оружием, встревожила его в той же степени, в какой Мордехай страшился попадания этого оружия к немцам. У евреев достаточно веских причин нанести удар по Германии. Однако Мордехай покачал головой:

— Нет, не нас. У нас нет ученых, нет лабораторий и оборудования, чтобы заниматься всем этим. К тому же вокруг слишком много ящеров, чтобы сохранить проводимые работы в тайне.

— Тогда кто же? — спросил Егер.

— Я подумал об американцах, — ответил Мордехай. — Они потеряли Вашингтон, поэтому на своей шкуре убедились, что эта штука — не просто теория. Насколько нам известно, они уже занимались такими исследованиями. Там полно ученых, сбежавших в Америку от вас, фашистов. Эта страна большая, как и Россия. В Штатах хватает мест, где можно спрятаться от ящеров, пока те разнюхают, что к чему.

Егер задумался о словах Мордехая. У него было инстинктивное нежелание передавать стратегический материал врагам, но в сравнении с ящерами американцы все-таки союзники… И с точки зрения чисто человеческой политики чем больше противовес Москве, тем лучше. Но оставался еще один серьезный вопрос.

— Как вы предполагаете переправить этот материал через Атлантику?

Егер ждал, что Мордехай растеряется, но тот остался невозмутимым.

— Это устроить легче, чем вы думаете. Ящеры уже не так доверяют нам, как вначале, но вне городов мы по-прежнему имеем достаточную свободу передвижения. Поэтому сможем доставить материал к морю.

— А потом? — спросил Егер. — Погрузите на пароход и поплывете в Нью-Йорк?

— Вам это кажется шуткой, а я считаю такое возможным, — сказал Мордехай. — Морское сообщение до сих пор остается на удивление оживленным. Ящеры не атакуют все суда подряд, как они делают это с поездами или грузовиками. Но я не собирался отправлять сей груз обычным пароходом. У нас есть возможность подогнать к берегу подводную лодку так, что ящеры не заметят. Мы уже проделывали это два раза, сумеем и в третий.

— Подводная лодка? — удивился Егер.

«Американская? — подумал он. — Нет, скорее всего, английская».

Прежде Балтийское море в течение нескольких месяцев являлось немецким. Любой командир британской подводной лодки знал: выставить там перископ равнозначно самоубийству. Однако сейчас у Германии были более серьезные заботы, чем субмарины англичан.

— Значит, подводная лодка, — теперь уже утвердительно сказал Егер. — Но это может оказаться довольно безумной затеей.

— Правильно, мы безумцы, — ответил Мордехай. — Если до войны мы и не были безумцами, то вы, нацисты, сделали нас такими. — Смех его был полон самоиронии. — А сейчас я, должно быть, совсем сошел с ума, раз вступаю с нацистами в сделку и помогаю им в том, что может привести к концу света. Просто один вариант конца света хуже, чем другие, правда?

— Да.

Егеру казалось не менее странным вступить в сделку сначала с коммунистами, теперь с евреями. Находясь достаточно близко от Германии, он вдруг задумался о том, как посмотрит его начальство (и гестапо) на все, что он совершил с той самой минуты, когда ящеры подбили его «Т-3». Но если мир не спятил окончательно, содержимое мешочков со свинцовой прокладкой сможет искупить любое количество идеологических грехов. Почти любое.