— Отчасти, — ответил тот же офицер, когда Людмила задала ему вопрос.
Придя в помещение, она заметила, что шинель у него серая, а не цвета хаки, с тремя узкими полосками на обшлагах. Людмила мысленно прикинула его чин.
— Опять-таки, не сочтите за неуважение, но как вы можете заметить, другие народы зачастую более аккуратно от носятся к вещам, нежели вы, русские. Но это я так, между прочим. Не хотите ли посетить кашу сауну? — Увидев, что она не поняла финского слова, офицер сказал по-немецки: — Парную баню.
— Очень хочу! — воскликнула Людмила.
Это была возможность не только отмыться, но и согреться. Когда Людмила вошла в сауну, финские женщины не стали глазеть на нее, как непременно поступили бы русские. Ее удивило, насколько они тактичны.
Пролетая над Финляндией, а затем над Швецией, Людмила раздумывала над тем, о чем говорил финский офицер. Сам по себе полет над местностью, не истерзанной войной, давал новые и свежие впечатления. Когда под крылом проплывали городки, а не груды обгорелых развалин, мысли Людмилы возвращались к более счастливым временам, далеким и почти позабытым среди тягот военных дней.
Даже под снегом она различала правильные прямоугольники полей и изгородей. Все было меньших размеров, чем в Советском Союзе, и почти игрушечным в своем миниатюрном совершенстве. «Может, скандинавы аккуратнее русских просто потому, что у них гораздо меньше земли, и ее приходится использовать более эффективно?» — думала Людмила. Это впечатление еще усилилось над Данией, где даже лесов почти не осталось и где, казалось, каждый квадратный сантиметр служил какой-либо полезной цели. Из Дании они перелетели в Германию.
Людмила сразу поняла, что здесь шла война. Хотя трасса ее полета пролегала почти в двухстах километрах к западу от уничтоженного Берлина, увиденные разрушения были вполне сравнимы с тем, что она привыкла видеть в Советском Союзе. Фактически вначале англичане, а затем и ящеры подвергли Германию более массированным ударам с воздуха, чем Советский Союз. Людмила пролетала один город за другим, где в развалинах лежали фабрики, железнодорожные станции и жилые дома.
Ящеры и теперь продолжали бомбить немецкую территорию. Услышав характерный звук их истребителей, Людмила опустилась еще ниже и полетела медленнее, словно ее «У-2» превратился в крошечного комарика, звенящего у самого пола и слишком ничтожного, чтобы на него обращать внимание.
Немцы тоже не прекращали сопротивления ящерам. Трассирующие снаряды пронизывали ночное небо, точно фейерверки. Темноту обшаривали лучи прожекторов, пытаясь высветить вражеские самолеты. Один или два раза Людмила услышала вдали гул поршневых двигателей. «Неужели истребители люфтваффе по-прежнему поднимаются в воздух?» — с удивлением подумала она.
Чем дальше на юг летел «кукурузник», тем более возвышенной становилась местность. На четвертую ночь полета очередная посадочная полоса оказалась за городком под названием Зуильцбах, на поле, где в более теплое время года, скорее всего, росла картошка. Наземная служба оттащила русский самолет под прикрытие, а офицер люфтваффе повез Людмилу и Молотова в конной повозке в город.
— Ящеры почти всегда обстреливают автомобили, — объяснил он извиняющимся тоном.
— У нас то же самое, — кивнула Людмила.
— А-а, — протянул офицер.
Обычно в «Правде» или в «Известиях» атмосфера дипломатических переговоров описывалась как «корректная». Раньше Людмила не совсем понимала, что это такое. Сейчас же, увидев, как немцы обходятся с нею и с Молотовым, она поняла. Они были вежливы, внимательны, но не скрывали, что предпочли бы не иметь дело с Советами. «Здесь мы похожи», — подумала Людмила. По крайней мере ее поведение было таким же. Что касается Молотова, в общении с людьми, будь то русский или немец, он редко выходил за официальные рамки.
Людмиле пришлось приложить изрядные усилия, чтобы не завопить от радости, предвкушая возможность выспаться на настоящей кровати. Она уже и не помнила, когда в последний раз спала на кровати. Но чтобы нацисты не посчитали ее невоспитанной, летчица сдержала свои эмоции. Одновременно она упорно игнорировала намеки офицера люфтваффе на то, что он не отказался бы разделить с нею это ложе. К радости Людмилы, немец не проявил навязчивость и нахальство.
— Надеюсь, вы простите меня, но я бы не советовал пытаться лететь в Берхтесгаден ночью, фрейлейн Горбунова.
— Мое звание — старший лейтенант, — ответила Людмила. — А почему не советуете?
— Ночной полет достаточно сложен…
— Я выполнила немало ночных боевых вылетов: и против ящеров, и против вас, немцев, — ответила она. Пусть воспринимает ее слова как хочет.
Глаза немца расширились, но лишь на мгновение. Затем он сказал:
— Возможно, это так, но там, позвольте заметить, вы летали над русской степью, а не в горах.
Он ждал ее ответа, и Людмила понимающе кивнула. Немецкий летчик продолжал:
— В горах опаснее, и не только из-за местности, но и из-за постоянно дующих ветров. При выполнении миссии такой важности ошибки были бы непростительны, особенно если вы предпочтете держаться как можно ближе к земле.
— И что же вы предлагаете взамен? Лететь днем? Ящеры почти наверняка меня собьют.
— Я это учел, — сказал немец. — Чтобы защитить ваш самолет во время дневного перелета, мы поднимем в воздух несколько звеньев истребителей. Не для вашего сопровождения — это привлекло бы к нему нежелательное внимание, а для того, чтобы отвлечь ящеров от того участка, через который вы полетите.
Людмила оценила его слова. Учитывая неравенство между немецкими истребителями и самолетами ящеров, кое-кому из летчиков люфтваффе придется пожертвовать жизнью, чтобы она и Молотов добрались до этого Берхтесгадена. Людмила также сознавала) что у нее нет опыта полета в горных условиях. И если нацисты желают помочь ей в выполнении миссии, ей нужно принять их помощь.
— Благодарю вас, — сказала она.
— Хайль Гитлер! — ответил офицер люфтваффе, что отнюдь не добавило Людмиле радости от сотрудничества с немцами.
Когда на следующее утро их с Молотовым все в той же тряской повозке привезли к взлетной полосе, Людмила обнаружила, что наземная служба немцев покрыла крылья и фюзеляж ее «У-2» мазками белой краски. Один из парней, одетый в комбинезон, сказал:
— Теперь вы станете больше похожи на снег и скалы. Советское зимнее маскировочное покрытие было почти сплошь белым, ибо снег покрывал степь более ровным слоем, нежели горы. Людмила не знала, насколько поможет такая побелка, но подумала, что хуже от нее не станет. Парень из наземной службы широко улыбнулся, когда она поблагодарила его на своем не слишком правильном немецкой языке.
Повнимательнее приглядевшись к горам, в направлении которых они летели, Людмила только порадовалась, что послушалась совета немецкого летчика и не попыталась лететь ночью. Полоса, куда ей было приказано сесть, располагалась неподалеку от деревушки Берхтесгаден. Когда она посадила там свой «кукурузник», ей подумалось, что резиденция Гитлера находится в этой деревне.