— Ой! И это вы называете «нездоровый вид»? Да она же мертвей мертвого! Ее удушили! Тут нужен не врач, а полиция. Впрочем, врача, наверное, мы тоже должны вызвать. Звоните сначала в полицию!

— А может быть, лучше вы позвоните?

— Нет. Вы все объясните лучше меня, вы же медик!

Сиделка, вздохнув, стала звонить в полицию.

Поднявшись наверх, Анна увидела, что бабушка Нина после завтрака прошла к себе в спальню, прилегла и, кажется, даже уснула — «Отсыпается после вчерашнего!» — и снова спустилась вниз.

Вскоре явились полицейские. Сиделка снова повторила свой рассказ и пояснила, что в доме ночью находилась только беспомощная старуха, которая живет наверху, в мансарде, и никогда не спускается вниз, и молодая девушка при ней, о которой она, сиделка княгини, ничего сказать не может. Сама же она явилась только утром и ничего не знает — кроме того, что в десять часов утра она обнаружила труп княгини и сразу же позвонила в полицию.

Полицейский следователь тут же потребовал у сиделки и у Анны документы. Паспорт сиделки был в полном порядке, а израильский паспорт Анны вызвал у полицейских только положительную реакцию. Ей вежливо посоветовали оставаться на месте, поскольку она была прописана в доме, а сиделке разрешили собрать вещи и покинуть дом, сняв с обеих и записав предварительные показания, после чего, с разрешения полиции, сиделка собрала свою сумку и покинула дом.

Полицейский врач подтвердил насильственную смерть от удушья и предположил, что произошло убийство глубокой ночью: точнее, сказал он, может установить только вскрытие. Тут же была вызвана машина, и труп княгини Кето Махарадзе увезли в полицейский морг. Полицейские тщательно осмотрели место преступления, обшарили дом и сад в поисках улик и затем, настоятельно посоветовав Анне никуда не уезжать, удалились.

Как только полицейские вышли за калитку, Анна стремглав бросилась в сад, чтобы самой посмотреть, остались ли под балконом следы гостей бабушки Нины? Увы, она их сразу же увидела, отчетливые следы двух пар мужских ботинок, побольше и поменьше размером, и пары женских туфель на высоких каблуках. Более того, она увидела на мягкой ухоженной земле и глубокие следы полицейских ботинок, носками как раз к следам бабушкиных гостей. Похоже, что они их долго изучали и, может быть, даже фотографировали.

Анна вернулась в дом, села внизу, в гостиной, и стала думать, как же ей теперь разыскать друзей и предупредить их о беде? Но так ничего и не придумав, поднялась наверх: нельзя было так долго оставлять бабушку Нину одну, она наверняка уже проснулась.

Так оно и было.

— Что случилось, девочка? На тебе лица нет!

— Ничего, бабушка Нина. То есть случилось, но можно я вам расскажу потом?

— Моя невестка что-нибудь тебе наговорила?

— Нет-нет! Совсем не это! Бабушка Нина, отпустите меня на пару часов в Мюнхен, пожалуйста! Мне очень-очень надо сейчас немедленно съездить в одно место. Я ненадолго, ладно? А потом я вернусь и все вам расскажу. Вы сможете побыть это время одна?

— Ну, конечно! Я же не малый ребенок! Поезжай куда тебе надо и не беспокойся обо мне: все, что могло со мной случиться в этой жизни, уже давным-давно случилось. А того, что случается в конце каждой человеческой жизни, я не боюсь, ты же знаешь!

— Спасибо!

Поцеловав бабушку, Анна отправилась в путь. Она поехала по единственному адресу, где, по ее убеждению, ей действительно могли помочь.

Глава 9

— Потом я проводила гостей до калитки, помахала им, когда они сели в автомобиль, и они уехали в Мюнхен, а я вернулась в бабушке Нине, уложила ее и сразу же сама тоже легла спать, — закончила свой рассказ Анна.

— Полицейские спрашивали вас, как вы провели вечер?

— Нет, слава богу, еще нет! Но боюсь, они обязательно об этом в конце концов спросят. Пока они спросили только, где я провела ночь: я ответила, что провела ее, как обычно, наверху и вниз не спускалась до тех пор, пока меня не позвала Ева. Завтрак я готовлю теперь бабушке Нине прямо наверху. Ева, надо отдать ей должное, это подтвердила.

— И все-таки вы были не совсем точны, Анна. Вы не сразу легли спать, проводив гостей. Сначала вы снесли вниз посуду и уничтожили все следы вашего пира.

— Совершенно верно! Как это я об этом не вспомнила? Да, я вымыла бокалы, тщательно их вытерла и поставила на место, а потом еще сбегала к мусорному бачку и сунула в него бутылку из-под вина — поглубже, под пакеты с мусором.

— А где стояли бокалы?

— В серванте, в гостиной.

— Вы поставили их на прежние места?

По лицу Анны скользнула тень.

— Н-не знаю… Видите ли, сначала я принесла не те бокалы, я взяла по незнанию бокалы для коньяка. Бабушка Нина играла роль светской дамы с блеском, и она заставила меня отнести их вниз и принести другие — для вина. И очень может быть, что я их поставила совсем не на то место, откуда взяла… Я вообще в тот момент думала о чем-то другом.

— О чем же?

— Ох, не помню! Может быть, я немного волновалась в ту минуту, потому что княгиня Кето вот-вот должна была вернуться. Впрочем, я знала, что успею поставить бокалы на место и закрыть сервант, если услышу, что автомобиль Георгия подъезжает к воротам. А потом ему понадобилось бы время, чтобы пересадить княгиню в ее кресло-каталку, поднять ее на крыльцо, там есть такой пандус…

— Да я его заметила во время нашего визита: на крыльцо дома ведут две лестницы, и одна из них превращена в пандус. Так что вас совсем не волновало, что княгиня может застать вас в гостиной с ее парадными бокалами в руках?

— Да нет, не особенно: я бы успела поставить их на место. А потом я вообще не особенно тревожилась о том, что княгиня Кето может в один прекрасный день узнать о наших четвергах: в конце концов хозяйка в доме вовсе не она, а бабушка Нина — дом-то принадлежит ей!

— Ах, так?

— Ну да! Когда они с мужем бежали от большевиков через Крым, они сумели захватить с собой все драгоценности княгини, золото и кой-какие другие ценные вещи. Но главное, у мужа княгини был друг-винодел на юге Франции, и незадолго до революции князь Махарадзе одолжил этому французу крупную сумму на расширение его дела. Вот на проценты с этой суммы потом и жила семья, скромно, но достойно, как говорит бабушка Нина. А дом этот был приобретен на ее драгоценности и на них же получил образование ее сын Вахтанг Махарадзе. Когда он стал врачом, еще часть их ушла на приобретение практики. Но как только его практика стала приносить доход, он вернул матери остатки драгоценностей и сказал, что отныне они для него неприкосновенны, ведь это все, что осталось от их былой жизни, он сказал, что это родовое наследство. Видели бы вы эти остатки!

— А вы видели, Анна?

— Я их каждый день вижу, когда одеваю княгиню Нину и помогаю ей подобрать украшение к платью. Мы каждый день выбираем что-то другое, так вот, представьте, этих перемен хватает больше чем на месяц! — с гордостью сказала Анна.