— Пока что кладите их всех в мою кровать. Я посижу рядом с ними, а утром посмотрим, что с ними делать.
Через два часа после рассвета было уже совсем тепло. День обещал быть по-настоящему летним — жарким и солнечным.
Намытые, чистенькие, с красными глазами и все еще благоухающие лавандовым мылом, Арвин, Копуша и Гурбал с самым грустным видом сидели на перевернутой тачке, стоявшей посреди огорода. Помимо остальных неприятностей завтрак им заменила очередная миска с крапивной похлебкой под присмотром сестры Цецилии. В общем, более печальных малышей аббатство не видело уже давно. Сбившись в кучку, они слушали лекцию матушки Аумы, которую она решила прочитать, собрав вокруг большую аудиторию — от самых старших до малышей.
— Вы ведь могли угореть и задохнуться в закрытом шкафу с зажженной лампой! Вы хоть это понимаете? Вас обыскались все в аббатстве, потратив на это целый вечер — с сумерек до темноты. Неужели вы не могли сказать кому-нибудь, что уходите играть? Сколько же волнений и неприятностей вы нам доставили! Очень плохо! Арвин, я уверена, что ты был заводилой этого хулиганства. Можешь ли ты что-нибудь сказать в свое оправдание?
Прежде чем ответить, бельчонок потер лапкой ухо, вытряхивая из него остатки мыльной пены.
— А что такое «загореть и удохнуться»?
Брат Хиггли Стамп не выдержал и грозно замахнулся на виновников беспокойства поварешкой.
— За-дох-нуться! Угореть и задохнуться! — повторил он. — Это значит, что вы, хулиганы такие, могли бы помереть в том шкафу, если бы Пижма с подругами не нашли вас.
Аума кивнула, соглашаясь с братом Хиггли.
— Именно так, — сказала она. — Будем считать, вам повезло, и вы остались в живых. А теперь, госпожа Тизель, не могли бы вы занять каким-нибудь полезным делом этих неугомонных малышей?
Ежиха Тизель поклонилась и жестом приказала наказанным следовать за нею.
— Уж что-нибудь придумаю, матушка Аума, — ответила она. — На кухне всегда полно жирных котлов, грязных тарелок, да и пол никогда не помешает помыть. А еще у меня заготовлена про запас развеселая игра: чистка картошки и других овощей. Вперед, малыши, за дело!
Наказанные, держась лапа за лапу, недовольно потащились за ежихой.
Когда все разошлись, Аума обратилась к хранителю ворот:
— Вальджер, можешь сделать мне одолжение? Попроси Фарло Стампа помочь тебе, возьмите молоток, гвозди и заколотите накрепко этот шкаф. Еще не хватало, чтобы туда стали лазить малыши! Того и гляди, и вправду задохнутся.
Вальджер направился было в мастерскую за инструментом, но тут с северо-западного угла стены раздался предупреждающий свист Гленнер. Затем выдра прокричала:
— К аббатству приближаются два зверя. Минуточку, если не ошибаюсь, это наш Командор и сова, и похоже, им нужна помощь, а то они и к вечеру не добредут до ворот.
Взволнованная Аума немедленно направилась к воротам.
— Вальджер, сестра Цецилия, пойдемте со мной. Ах да, шкаф! Пижма, вы вместе с Ролло не могли бы заколотить его? Пусть вам помогут Пинким и Краклин.
Вскоре Пинким уже приладила деревянную перекладину поперек дверцы шкафа. Краклин приставила гвоздь и, отодвинувшись как можно подальше, сказала:
— Давай, Пижма, бей. Только осторожно — не попади по лапам.
Ежиха занесла молоток для удара, но вдруг остановилась и задумалась. «Найди троих малышей, и тогда, узнаешь…» — слова Мартина Воителя ясно прозвучали в ее голове. Она отложила молоток и проговорила:
— Уберите палку. Давайте сначала откроем шкаф и хорошенько его осмотрим.
В шкафу не оказалось ничего, кроме старой удочки Фермальды. Ролло взял ее в руки, покрутил и одобрительно кивнул:
— Хорошая удочка. Сейчас таких уже не делают. Если не ошибаюсь, она похожа на ту, что принадлежала прадеду Мартина, Маттиасу, а он был знатный рыбак. Да, отличная удочка. Хороший ивовый прут, а вот здесь, где нужно держать ее лапами, она еще и обмотана провощенной корой. Эй, Пижма, в чем дело?
Взяв из лап летописца удочку, ежиха отошла к окну и стала внимательно рассматривать ее. Затем она вернулась к Ролло и попросила дать ей перочинный ножик. Заинтригованный, тот поспешил вынуть из кармана складной ножик, которым обычно зачищал перья. Пижма тем временем объяснила свою просьбу:
— Вот здесь, в середине, обмотку, похоже, делали заново, и мне просто не терпится заглянуть, что там под нею… Вот так, теперь подержите, еще… — Разматывая кору, Пижма продолжала говорить: — Вот-вот, я так и чувствовала, что мы что-нибудь найдем. Я была уверена, что здесь что-то спрятано.
Наконец из-под коры действительно появился кусочек пергамента. Что было написано на сложенном листочке, еще никто не знал, но снаружи красовалась крупная надпись: «Кто нашел — тот просто молодец!»
Не отходя от чердачного окошка, друзья сели прямо на пол, и Пижма стала читать очередное послание Фермальды с зашифрованным ключом к поискам следующей жемчужины.
Командор и Сноп жадно ели, запивая большие куски орехового сыра и салат огромными глотками ежевично-шипов-никовой наливки. Сестра Цецилия и брат Дормал — специалист по целебным травам — продолжали обрабатывать их раны прямо за столом.
Аума пододвинула ближе два таза, в которые налила теплого отвара из целебных трав, чтобы уставшие путники могли попарить в нем свои лапы и когти.
— Слушай, Командор, — спросила она, — не пора ли собирать отряд в помощь Мартину? Боюсь, ему и Хвату туго придется, если они все еще пытаются вызволить Фиалку и настоятеля из плена. Что скажешь?
Предводитель выдр вздрогнул, когда сестра Цецилия стала отдирать шерсть, присохшую к очередной ране.
— Мне кажется, Мартину не понравится, если обитатели Рэдволла станут бродить по окрестным лесам без его команды. Лучше я отправлю по течению реки взвод своих выдр ему на помощь.
Тем временем брат Дормал внимательно осмотрел крыло Снопа и невесело вздохнул:
— Очень может быть, что ты, дружище, больше никогда не сможешь летать.
Совенок вздрогнул, но быстро взял себя в крылья:
— Ну что поделать! В конце концов, умение летать — это еще не все. Моя старая матушка, бывало, говорила: «Ходить почти так же хорошо, как летать, если только дорога сухая».
Брат Хиггли поставил перед друзьями большое блюдо с фруктовым печеньем.
— По крайней мере, все эти раны никак не повлияли на ваш аппетит, — заметил он.
Тем временем в дальнем углу кухни вели совсем другие разговоры. Трое наказанных малышей стояли у большой каменной раковины и, наряженные в передники, печально мыли оставшуюся после завтрака посуду. Арвин не переставал удивляться несправедливости происходящего.