Последняя битва | Страница: 9

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Броктри кивнул:

— А сейчас ты чем занят, Груб?

— Да, то… сё…

Лорд Броктри прищурился:

— Нам с Дотти надо на берег Великого моря. Лучше всего — вниз по течению, так ведь? Вместо того чтобы лапы бить, можно с удобством в лодке… Что если ты с нами?

Груб моментально сел, ловко оттолкнувшись мощным толстым хвостом от земли.

— Грести умеете?

Дотти сразу ответила за обоих:

— Ну, если и не умеем, то быстро научимся. Я, конечно, не лорд барсук, но у меня тоже лапы мощные.

Груб прикоснулся к своему припухшему глазу:

— Да, я это уже понял, когда ты мне мешком вмазала.

Плыть вниз по течению по освещенной солнцем речке — занятие приятное и увлекательное. Дотти и Броктри скоро обучились искусству обращения с веслом. Дотти жмурилась от удовольствия, когда по ее мордочке и по зеленой воде скользила дырявая тень от нависающих веток.

— О-ля-ля! Вот жизнь, а? Груб, старый речной волк, ты, наверное, знаешь какие-нибудь морские песенки, что бы распевать в лодке?

Груб брызнул в нее кончиком весла:

— Ну так, Дотти, дорогуша, а то нет! Знаю водные баллады, рабочие матросские песни. Можно и втроем петь. Припев простой, грести помогает, ритм держать.

И затянул старинную гребную песню.


Чтоб нас но воде понесло, понесло,

Тащи, дорогуша, весло!

Текущий, как сон, безымянный, ничей,

Я в реку бегущий ручей.

Чтоб нас по воде понесло, понесло,

Тащи, дорогуша, весло!

А вот я уже на просторе,

Река я, бегущая в морс.

Чтоб нас по воде понесло, понесло,

Тащи, дорогуша, весло!

«Лодка» из бревна вяза скользила по воде, Груб распевал, его два «матроса» подпевали, как два настоящих обитателя водных просторов.

Вечером они остановились в устьице небольшой речушки, впадающей в речку, по которой они следовали. Груб наловил рыбы, и ужин после долгого дня на воде показался необыкновенно вкусным.

Лорд Броктри сидел, ковыряя в зубах веточкой.

— Я пробовал форель и хариуса, но такой вкусной рыбы еще никогда не ел. Как ты ее готовишь, Груб?

Украдкой посмотрев по сторонам, Груб зашептал:

— Это секрет моей бабушки. Если она узнает, что я его кому-то выдал, она мне хвост вырвет.

Дотти полезла за гармошкой:

— В таком случае для песенки веселенькой времечко пришло!

Лорд Броктри вздохнул с облегчением, когда Груб решительно остановил певунью:

— Лучше не надо, не слишком дружелюбно выглядит это местечко в лесу. Как бы не привлечь нежелательных гостей. Лучше бы спать ложиться. Завтра рано вставать.

— И то верно, — зевнула Дотти. — Сон для моей красы ненаглядной — первое дело.

Когда костер догорел до угольков, Груб убедился, что Дотти крепко спит, и тронул за плечо барсука, прижав лапу к губам в знак молчания:

— Слышь, Брок, можно бы завтра дуть дальше, но надо бы здесь якорь бросить, не нравится мне вниз по течению, чую беду. Сон красы ненаглядной можно не тревожить. Вот план у меня. Я тебя бужу на самом краешке зари, мы тихонечко встаем и…

Выслушав Груба, лорд Броктри согласно кивнул. Потом он снова улегся, глядя на звезды и сжимая рукоять меча, вслушиваясь в ночные звуки леса.


7

Ночь опустилась и на Саламандастрон. Тихо дрейфовали к берегу на приливном течении корабли со спущенными парусами. Они выскользнули из рассеивающегося тумана и направились к берегу. Множество судов, от одно— до четырехмачтовых, плоскодонные и снабженные глубоким килем, стройные и неуклюжие, большие и малые… Можно было бы долго шагать посуху вдоль берега, с палубы на палубу, не замочив ног.

Синие Орды Унгатт-Транна высадились на берег, колоннами по пятьдесят рядов, в каждом ряду по пятьдесят крыс, направились маршевым шагом за своими командирами. Шум шагов глушил влажный береговой песок, не били барабаны, не дудели трубы, никаких тарелок, горнов или другой военной музыки… Звезды тускло отсвечивали в броне, наконечниках копий и стрел, в клинках. Громадные челюсти смыкались вокруг Саламандастрона, безжалостная разрушительная сила готовилась нанести смертельный удар.

В сопровождении двух дюжин солдат Унгатт-Транн направился к скальной крепости. Путь ему освещал единственный факел, который обеими лапами держал Гроддил. Зоркие глаза дикого кота заметили высокое прямоугольное окно комнаты Каменной Лапы, в котором виднелся силуэт лорда Саламандастрона, в броне и с большим дротиком в руках.

— Н-ну, ты еще здесь, полосатая собака? — крикнул Унгатт-Транн.

И сразу же услышал ответ:

— До самой смерти, полосатый кот.

— До твоей смерти, не моей, — оскалил клыки дикий кот.

— Громкие слова, — насмешливо бросил Каменная Лапа. — Слышал я громкие слова от неотесанного сброда, которым ты меня наградил вчера. Твой посол сказал, что ты заставишь звезды упасть с неба. Посмотри вверх, хвастун. Они сейчас там и все время будут там.

Слова барсука уязвили дикого кота. Его голос задрожал от ярости, когда он услышал смех зайцев.

— Для тебя у меня нет больше ни словечка, полосатый пес. Фрагорль!

Похожая на призрак, из ночи выступила фигура в капюшоне.

— Настали дни Унгатт-Транна, устрашающего. Знайте, что правда всегда в его словах. Если он сказал, что звезды упадут, то даже они послушны ему. Глядите!

Гроддил швырнул в пламя своего факела щепотку порошка. Факел тут же вспыхнул ослепительным синим сиянием. Это послужило сигналом. Каждый солдат войска дикого кота, каждый матрос на палубе каждого судна одновременно зажгли свои специально приготовленные факелы. Впечатление было такое, будто море и суша, насколько хватало глаз, вспыхнули одновременно. Медунка Жесткий уставился в небо. Из-за яркого света на земле ни одной звезды не было видно, лишь сплошная черная пустота.

Зайцы Саламандастрона ошеломленно молчали. Пылали море и берег, как будто на земле был день, а вверху — ночь. Беззвездная ночь.

Гроддил шептал что-то Унгатт-Транну. Тот кивнул и снова заговорил:

— Что-то я больше не слышу презрительных замечаний. Все видели, какова мощь Унгатт-Транна. Мои Синие Орды останутся на ночь у подножия горы. На заре вы почувствуете, как затрясется земля. Вы не покинули гору, как я приказывал, и будете за это наказаны. — Отвернувшись, дикий кот зашагал к кораблю.

Лорд барсук следил, как факелы превращаются в лагерные костры. Брамвил, старейший из зайцев, собравшихся в горе, нетвердой походкой подошел к лорду и схватил его лапу. Голос его дрожал, как тростник на ветру.