— Зачем ты его балуешь, мама? «Изнывающие от голода на ледяном ветру…» Недавно только все поужинали, теплая ночь, и я вообще ни ветерка не чувствую.
Филорн следила, как заяц толкает по траве тележку, стараясь идти как можно быстрее и в то же время ничего не пролить и не уронить.
— Не придирайся к нему. Он всегда вежлив. И сердце у него доброе.
— Ты, мама, сама слишком добрая. А откуда у него эти военные замашки?
— Он ведь потомок боевых зайцев Саламандастрона. Предки его ходили в дальние походы под знаменами Крегги.
Заяц уже дотолкал тележку до стены, и кротоначальница Брулл выделила шестерых кротов, чтобы поднять пищу наверх.
— Спасибо, мэм, — поблагодарила ее Мгера. — А я еще думала, как нам поднять тележку на стену.
— Хурр, пустяки для них, пустяки. Невелики кроты, но сильны. Между прочим, что мне делать с этой вот вещицей? — И кротоначальница вытащила из рукава маленькую зеленую тряпочку. — Наверху нашла, на стене, на парапете, хурр.
Такая же тряпочка, тот же запах сирени. Надпись: ПОСНА.
— Хурр, вам не нужна?
— Что? А, да, конечно нужна! Спасибо большое, Брулл!
Брулл помогала Филорн раздавать пищу. Филорн поглядывала вниз, где на ступеньках сторожки привратника сидела Мгера с клочком зеленой ткани.
— Я думала, она мне поможет. И с чего она там расселась?
— Хурр, она тряпочку читает. Пусть почитает, пусть. Откуда ни возьмись к Мгере подлетела Фавилла:
— Опять?
— Кротоначальница Брулл дала мне только что. Нашла на стене. Надпись на этот раз — ПОСНА. Уже четыре куска, а толку нет. Вот что еще интересно, Фавилла. Эта тряпица не могла лежать наверху долго, со времен аббатисы Песенки. Она бы сгнила, выцвела, ветром бы сдуло, ливнем бы смыло… Загадка ведь должна быть древней. Первые два куска старинные. Один вжался в балку на колокольне, другой — часть больничного белья. А две последние тряпицы? Одну Крегга нашла среди факелов, под открытым небом у восточных ворот, другую Брулл обнаружила на стене. Тоже под открытым небом. Ни одна из последних двух не могла пережить лед, снег, дождь, солнце многих сезонов. О чем это говорит?
— Кто-то их туда подложил! — возбужденно взмахнула хвостом Фавилла. — Ты так подумала?
— В точности! — Мгера сжала лапы Фавиллы. — Надо следить за всеми хорошенько. Тот, у кого эти тряпочки, владеет секретом аббатисы.
Филорн, спустившаяся со стены, увидела, что Фавилла и Мгера, сцепившись лапами, кружатся и напевают:
Сосна, тосна, мосна, посна,
Сосна, тосна, мосна, посна!
— Мгера! — строгим голосом напомнила Филорн. — О чем мы с тобой говорили?
Дочь ее остановилась и задорно усмехнулась:
— Вон, Бурак — боевой офицер, а дурака валяет все время. А я моложе. Значит, мне тоже можно валять дурака.
И выдра с белкой снова закружились у стены.
Филорн махнула лапой и повернулась к кротоначальнице Брулл.
— Вот дурочки. Как мартовские зайцы бесятся.
— Хурр, хурр. Пусть их поваляют дурака. Мы ведь тоже прыгали когда-то. Сейчас уж мне не
попрыгать, толстая слишком. Прошли прыгучие деньки.
Плот Диллипинов плыл по широкой реке среди леса. Спокойный летний вечер, сытная еда настраивали на мирный лад. Таг с Джеркином устроились на корме, отдыхая, но не сводили глаз с береговой линии.
— А вон и след, — показал вдруг на берег Джеркин. — В Рэдволл шли, негодяи.
— Рэдволл? То есть нам с ними по пути?
— Может быть, — повел плечевыми иглами Джеркин. — Завтра уточним.
Вскоре Таг заметил, что детвора и молодняк о чем-то оживленно толкуют между собой.
— Мы подходим к заливным лугам, — пояснил Джеркин. — Они обычно здесь плещутся и ягоды собирают. Но тебе надо спешить…
— Нет-нет, давай остановимся. Наверстаем потом. Я тоже очень люблю заливные луга.
— И я люблю, — ухмыльнулся Джеркин. — Спасибо, Таг.
Плот зарулил на обширное мелководье, окаймленное лесом и обильно поросшее кувшинками и камышом. В тихом воздухе порхали бабочки, носились птицы и стрекозы. Ежата гурьбой бросились с плота, кто плескаться, а кто и по ягоды. Таг, оставив Нимбало отсыпаться, отправился с остальными собирать яблоки, груши, орехи, дикие сливы, чернику, малину на низком прилегающем берегу.
Вернулись они с полными корзинами, рассуждая, каких пирогов и пудингов наготовят из своей добычи. Таг спустил с плеча двух ежат и помахал лапой Джеркину, оставшемуся на борту.
— Отлично провел время. А где Нимбало?
Джеркин махнул лапой вперед:
— Сидит на носу. Проснулся давно и так вот сидит, не двигается.
Нимбало не шевельнулся и когда Таг подошел к нему.
— Что с тобой, друг?
— Со мной, пожалуй, все в порядке. Место это… противное.
Таг удивился:
— Прекрасные заливные луга… Скажи, в чем дело?
Нимбало едва заметно двинул головой:
— Там мой папаня меня гонял. Матери я не помню. Умерла, когда я был маленьким. А может, сбежала от папаши. Свирепый зверь. В камышах я от него часто прятался. Никаких друзей, мало пищи и много ремня — такое у меня детство. Он говорил, что так детей и надо воспитывать. Торговал с кем-то… Может, и с Диллипинами, я не видел. Он меня всегда оставлял наводить порядок в доме. А когда возвращался, хватался за ремень. Говорил, что я туп и ленив. Однажды, когда я подрос и он подошел ко мне с ремнем, я подрался с ним и убежал. И больше не возвращался. Поэтому мне здесь не нравится. Слушай, Таг, сделай мне одолжение, а?
— Конечно, конечно. Все, что угодно.
— Давай сходим на нашу ферму. Пусть увидит, что я вовсе не лентяй и не тупой.
— Хо-хо-хо, это ты-то тупой лентяй? Пошли, друг, покажемся этому старому брюзге. — Он махнул лапой Джеркину: — Скоро вернемся!
— Ужин будет ждать! — крикнул вдогонку вождь Диллипинов.
Таг и Нимбало прошли рощу на границе заливных лугов и вышли на обработанные поля. В отдалении показался крытый соломой домик.
— Гм, ничего, пожалуй, не изменилось. Все по-прежнему и все-таки… что-то не так.
— Что именно?
— Папаша должен рыться где-нибудь. Он в поле дотемна. Если бы он в доме был, то дым бы валил из трубы.
И Нимбало понесся по полю. Таг еле успевал за ним. Вот они добежали до двери, блудный сын ворвался внутрь, Таг за ним… и замер на пороге. Все разрушено, переломано, а на полу валяется труп отца Нимбало со страшной раной в груди.