—От кого ты научился этому ремеслу? От своих предков? — наблюдая за тем, как Крув ловко управляется с лодкой, осведомился Сагакс.
—Да нет у меня никаких предков, — пожал плечами тот. — По крайней мере я отродясь их не видал. А что до моего ремесла, то в море долго учиться не приходится. Либо ты схватишь все на лету, либо отбросишь концы — третьего не дано. Но помирать, как вы понимаете, мне пока совсем неохота.
Скарум принялся развязывать вещевой мешок.
—Кстати, о предках. Ей-ей, у моего папаши усы закучерявятся, когда он обнаружит, что я соскочил у него с крючка. А матушка, как всегда, будет заливаться слезами, пока в этой проклятой крепости не изведет все носовые платки. Любит она распускать нюни, хотя знает, что это выводит отца из себя.
При упоминании родителей Сагакса кольнула совесть.
—Давай лучше оставим эту тему, — предложил он. — Не навсегда же мы покидаем отчий кров. Кто знает, может, вскоре мы вернемся домой. Вот только окрепнем малость. Чтобы можно было за себя постоять, если кому-нибудь вздумается снова нас шпынять. Зато как нам обрадуются, когда нас увидят!
Скользя по мерцающей водной глади, небольшое судно вскоре потерялось в посеребренном лунным светом морском царстве, словно ивовый листок посреди огромного озера.
Вернувшись в крепость Саламандастрон к полудню следующего дня, полковник Хлестокнут прямиком отправился к лорду Барсуку доложить о своих безрезультатных поисках.
—Должен признаться, сэр, я их упустил.
Насупив брови, барсук измерил полковника суровым взглядом:
—Да как ты мог! Как ты, оторви тебе хвост, мог упустить двух юнцов, нагруженных такой неподъемной ношей? Что-что, а их следы наверняка отпечатались на песке так, что даже слепой смог бы их разглядеть.
Хлестокнут, который все это время почесывал свои навощенные усы, так что они превратились в космы, покачал головой.
—Я встал, как обычно, на рассвете, — виновато начал оправдываться он. — Спустя час позавтракал и отправился в путь. В самом деле, следы на берегу были ясны как день. Но следовать за ними мне пришлось недолго. Вскоре они исчезли.
—Где именно они оборвались? — стараясь не терять присутствия духа, спросил барсук.
—Там, за горой, на северном выступе. Где морской прилив омывает скалы. Мы прочесали все северное побережье. Будь там наши шалопаи, мы бы их из-под земли достали. Прошу меня простить, сэр. Но я сделал все, что мог.
—Оставь свои извинения. Ты вправду сделал все, что в твоих силах.
В этот миг в дверь постучали.
—Войдите, — сказал барсук.
На пороге появился сержант Широколап, громадный старый вояка-заяц. Вслед за ним вошла очаровательная юная бегунья-зайчиха. Широколап сокрушенно вздохнул и, уставившись в одну точку перед собой, принялся докладывать:
—Полковник, сэр! Нам не удалось обнаружить ни каких следов беглецов, но зато на северном выступе мы нашли вот это.
Он протянул им кусок красно-зеленого плетеного шнурка.
Повертев его в лапах, полковник кивнул:
—Да, это браслет Бескарума. Я собственноручно его сделал для сына. Странно, как эта вещица могла там очутиться.
Сержант Широколап жестом указал молодой зайчихе выйти вперед.
—Сэр, Миндел имеет кое-что вам сказать. Говори, девочка.
Прежде чем начать, зайчиха отвесила небольшой поклон.
—Вчера днем во время моего второго забега я увидела у северного выступа причалившую лодку с хозяином-выдрой на борту. Он меня не заметил. Поэтому я побежала дальше. И вскоре думать о нем забыла. Вы глядел он бодрым и веселым. Как, впрочем, все морские выдры. Это все, что я знаю.
Лорд Великий обменялся с полковником многозначительным взглядом. Когда за зайцами закрылась дверь, Хлестокнут, треснув кулаком по столу, в запале выпалил:
—Это же Крув Морской Пес! Как же я раньше не догадался!
Шерсть на широкой спине барсука ощетинилась:
—Проклятый пират! Сколько раз говорил я Сагаксусу держаться от него подальше! Хорошего от этого прохвоста не жди. Попадись он мне на глаза, в баранку бы его хвост согнул!
Хлестокнут возмутился не меньше:
—Тысяча чертей! Значит, они сбежали с этим сумасбродом! Теперь понятно, почему я потерял их следы.
Барсук сел за стол и, склонив полосатую голову на лапы, покорно произнес:
—Нашим женам о случившемся — ни слова. Ни к чему их зазря волновать. Скажи просто, что за горой ты сбился со следа. Выходит, Кнут, эти двое и вправду решились на это.
—Ты прав, друг. Пришел и наш черед за них волноваться, — по-прежнему измываясь над своими усами, согласился полковник.
Король Рифтгарда Агарну терпеть не мог моря. Не мог его даже на нюх переносить. Ненавидел он не только плавать, но и все без разбору корабли и лодки. А причиной подобного отвращения послужило последнее морское путешествие, которое он предпринял со своим ныне покойным отцом Саренго. Королю Агарну вполне хватало полоски гористой земли, на которой ничего, кроме сосен, не произрастало. На троне Рифтгарда сидели хорьки только чистой породы. Белоснежный мех и розовые, как кораллы, глаза были признаками королевской особы. Именно таковым и был Агарну. Из последнего путешествия по морю он один вернулся живым, хотя и покалеченным — какая-то рыба оттяпала ему заднюю конечность по самое основание. Теперь на ее месте он носил костяной протез, который стучал при ходьбе, всякий раз напоминая ему о злосчастном приключении. Когда Агарну вольготно устраивался на своем мягком, обитом лиловым бархатом и инкрустированном ракушками троне, создавалось такое впечатление, будто его огромный живот начинается прямо от многоярусного подбородка.
Покой короля Рифтгарда нарушил ворвавшийся принц Блэдд.
—Отец, спаси меня от Курды, — благим матом заверещал он. — Она гонится за мной с мечом.
Увидев в дверях угрожающе размахивающую клинком принцессу, Блэдд тотчас скрылся за спинкой трона.
По знаку короля шесть крыс-стражников схватили свои копья и, образовав из них кольцо, заключили в него Курду.
—Остынь, Курда, — метнув на дочь строгий взгляд, приказал король, — И убери свой меч. А теперь спокойно объясни, в чем дело.
Принцесса двинулась вперед, стражники с мечами — за ней.
—Эта толстая жаба, — принцесса указала острием клинка на притаившегося за троном брата, — опять распускает обо мне слухи.
—Слухи? — сверкнув на нее розовыми глазами, возмутился отец. — По-твоему, три бочки селедки — это только слухи? До каких пор ради своих спортивных забав ты будешь переводить продукты?
Курда презрительно скривила губы и, повертев в воздухе мечом, процедила:
—Подумаешь! Будто в море мало рыбы.