Камилл позвонил Натали, и спустя несколько минут они совместными усилиями привели Сюзанну в чувство.
Та отпустила Натали и, бросившись Камиллу на грудь, разрыдалась.
Прошло немного времени, и в дверь постучал камердинер.
Предупрежденный кучером, он поспешил предупредить креольца, что тело Лоредана доставлено в особняк.
В эту минуту Натали появилась на пороге спальни.
Камилл усадил Сюзанну на козетку, подбежал к Натали и шепотом отдал ей приказание.
– Что вы ей сказали, Камилл?
– Одну минуту, Сюзанна, дорогая! – отозвался Камилл – Я хочу его видеть! – вскрикнула Сюзанна и вскочила на ноги.
– Я приказал, чтобы Лоредана перенесли в его спальню.
У Сюзанны вырвался стон. Ни единой слезинки не выкатилось из ее глаз.
Вскоре Натали появилась снова.
– Его положили на кровать? – спросила Сюзанна – Да, мадемуазель, – отвечала камеристка.
– Как я уже сказала, я хочу его видеть.
– Идемте, – пригласил Камилл.
Он предложил Сюзанне руку и попытался подготовить свою подругу к ужасному зрелищу, которое ее ожидало Сюзанна отворила дверь из будуара в гостиную и уверенным шагом прошла в спальню брата.
Чтобы попасть в спальню, необходимо было пройти через небольшую комнату, стены которой были украшены индийскими циновками и бамбуковыми рамами.
Так выглядела курительная комната Лоредана.
Бывало, трое молодых людей курили и пили там до двух часов ночи.
Все в этой комнате, пропитавшейся запахом табака, вина и вербены, осталось в том виде, как ее оставили молодые люди.
Окурки на полу, маленькие рюмки с остатками ликера, чашки с недопитым чаем, две бутылки, лежавшие на полу, – все свидетельствовало о том, что молодые люди, вместо того чтобы, подобно Жарнаку, думать о Боге или еще о чем-нибудь серьезном, заботились, как Л а Шатеньре, о развлечениях.
Сюзанна вздрогнула при виде кровавого следа, тянувшегося через всю комнату от одной двери к другой.
Она, не говоря ни слова, указала на кровь Камиллу.
Подавив рыдание, она прижалась головой к его груди, ускорила шаг и постаралась не наступать на кровь брата Камилл окинул взглядом царивший в курительной беспорядок и против воли покраснел.
Внутренний голос подсказывал ему, что готовиться к такому серьезному делу, как дуэль, нельзя шутя, куря, распивая ликеры Ему стало казаться, что он был не только секундантом, но сообщником в смерти Лоредана. С этими мыслями он вошел в спальню, где лежало тело.
Спальня в полном смысле слова представляла собой контраст, в который в иные минуты вступают неодушевленные предметы с некоторыми событиями жизни.
Это была скорее комната кокетливой женщины, чем спальня мужчины. Стены были обтянуты светло-голубым лионским бархатом с крупными яркими букетами, перехваченными серебряными ленточками. Потолок, занавески на окнах и полог кровати были из той же ткани, а мебель – розового дерева.
Ковер, неяркий, цвета опавших листьев, лишь подчеркивал мебель и обивку. Зеркало у кровати, предназначавшееся для того, чтобы отражать нежнейшие сцены, воспроизводило теперь труп во всей его бледности и неподвижности.
Сюзанна подбежала к постели и, приподняв голову покойного, закричала со слезами – наконец-то! – в голосе:
– Брат! Брат!
Камилл застыл в дверях, скрестив руки на груди и склонив голову. Он в задумчивости наблюдал за происходящим, испытывая при этом волнение, на которое он сам себя считал до тех пор неспособным.
Правда, волнение это объяснялось скорее рыданиями и жалобами, которые издавала его любовница при виде уже остывшего тела его друга.
Камилл не стал мешать девушке предаваться горю. Когда она немного поутихла, он подошел и шепнул ей на ухо:
– Сюзанна! Дорогая!
Она вздохнула, нервы у нее сдали, она стала оседать и упала на колени. Камилл взял ее за руку, потом обхватил одной рукой за плечи и приподнял с полу. Она не сопротивлялась, и он повел ее к двери. Они прошли через курительную, потом через гостиную.
Так они вернулись в темный будуар.
Не выпуская Сюзанну из рук, Камилл опустился вместе с ней на диван. С минуту в комнате, где находились два живых существа, царила такая же тишина, что и в спальне, где они оставили покойного.
Наконец первой нарушила тишину Сюзанна.
– Вот я и осталась одна в целом свете, – заговорила она, – нет у меня больше ни родных, ни родителей, ни друзей!
– Не забывай, Сюзанна: у тебя есть я! – сказал молодой человек и прижался к ее губам.
– Да, конечно, ты со мной, ты меня любишь, так ты по крайней мере говоришь.
– Дай мне случай доказать свою любовь!
– Ты серьезно говоришь? – вскричала девушка.
– Это так же верно, как то, что до тебя я никого понастоящему не любил! – заявил креолец.
– Значит, если я даже в своем горе найду для тебя случай доказать мне твою любовь, ты не станешь колебаться?
– Я приму любое твое приказание с готовностью, с благодарностью, с радостью!
– Тогда слушай.
Камилл невольно воз дрогнул.
Услышав ее слова, он испытал нечто вроде предчувствия, осенившего его своим мрачным крылом. Но он взял себя в руки и через силу улыбнулся.
– Говори! – попросил он.
– После смерти брата я принадлежу только себе, мне не с кем церемониться, некого бояться, некого и нечего уважать в целом свете. Я свободна, я могу ни от кого не зависеть и делать с собой все, что пожелаю.
– Разумеется, Сюзанна. Однако куда ты клонишь?
– Я хочу сказать, что с сегодняшнего дня я твоя и принадлежу тебе телом и душой.
– И что?
– Мы будем жить друг для друга. Я не расстанусь с тобой ни на час.
– Да ты что, Сюзанна? – ужаснулся молодой человек. – Ты разве забыла, что…
– …что ты женат? Нет, да что мне за дело?
Камилл вытер платком взмокший лоб.
– Послушай, Камилл, – продолжала девушка. – Отвечай как на духу: ты любишь ее или меня?
Молодой человек колебался.
– Отвечай же! – крикнула она. – Вся моя жизнь, может быть, зависит от того, что ты сейчас скажешь Ради которой из нас ты готов отдать жизнь? С которой из нас двоих ты хочешь жить?
– Сюзанна! Дорогая! – воскликнул креолец, сжимая ее в своих объятиях.
Но она мягко отстранилась.
– Поцелуй – не ответ, – ледяным тоном заметила она.
– По правде сказать, – отозвался креолец, – твоя просьба и на просьбу-то непохожа, Сюзанна.