— Я одинокая, живу в Луге в собственном доме. Приезжай-ка ты ко мне завтра. Пропишу я тебя к себе, а там поглядим, работу тебе поищем. Что ж христианской душе в Крюковом пропадать! Сегодня я у сестры гостить буду, а завтра с утра домой подамся, вот ты к обеду и приезжай. Адресок запомни.
Сказала мне старушка свой адрес, я его запомнила, на том мы и расстались.
Вы, девоньки, не обессудьте, что длинно так рассказываю. Скоро и смешное начнется.
Расстались мы со старушкой, а я и надумала сразу в Лугу ехать. Лучше мне там на вокзале пересидеть ночь, чем тут ментам глаза мозолить. А то еще заберут и сами устроят, в тот же лагерь и на то же место. Купила я себе в булочной батон, в молочном взяла бутылку кефира, в гастрономе двести граммов «докторской» колбасы да с тем и поехала на вокзал. Села в поезд, разложила все на столике, закусываю. Со вчерашнего ничего еще не ела, оголодала. А вагон почти пустой. Ко мне никто не подсаживается, вид у меня не тот. Но на первой остановке, которая еще в Питере, заходит в вагон какой-то бородатый мужик и прямиком ко мне.
— Простите, это место свободно?
— Садись…
Глянула я на него, а он вроде свой брат-зэк. Пальто на нем черное висит, как на вешалке, лицо будто мукой выбелено, а волос из-под шапки торчит короче некуда. Ты, я погляжу, тоже с зоны канаешь?
Улыбнулся он.
— Совершенно верно, я только что освободился из тюрьмы.
Ого, думаю, из тюрьмы! Не иначе как крупный деятель, а по разговору пряма доктор, а не зэк. Пододвинула я к нему хлеб и колбасу, бутылку протягиваю с кефиром.
— Давай, закусывай!
— Да нет, благодарю вас. Я сыт.
— Заподло считаешь, требуешь? Ешь, давай! Смотри, какой тощий вышел, прям доходяга на вид. Так не хошь — ешь за компанию!
— Ну, разве что за компанию.
Отломил он батончика, колбаски сверху кусочек положил, аккуратно так ест.
— А вы давно с зоны? — спрашивает он меня.
— А вчера откинулась.
— Живете-то где?
— А нигде.
— Это как же так? Куда же вы теперь едете?
Ну и денек? Как начала я с утра исповедаться, так и не остановлюсь: рассказала я и этому мужику все как есть без утайки. Но уже без рева, понт держу перед мужчиной. Только как про церкву рассказывала, слеза чуть прошибла. Гляжу, у него тоже вроде как в глазу заблестело. А как я кончила рассказ свой, он мне и говорит:
— Знаете, не стоит вам ночевать на вокзале, опасно это с вашим лагерным документом. Если вас это не смутит, я приглашаю вас к себе. У меня тесновато, одна комнатенка, но зато в квартире есть ванна. Вымоетесь, отдохнете, а завтра пойдете спокойно к вашей старушке.
Конечно, я такому обороту обрадовалась. Правда, не хотелось мне в такой день с мужиком гулять, но и в милицию тоже страсть как не тянуло!
Приехали мы в Лугу, повел он меня к себе домой. Комнатенка у него и впрямь махонькая, почти чуланчик. Одна стена вся сплошь в полках, а на них книг наворочено до потолка, у другой стены диван и стол, вот и вся обстановка. Одежа на гвоздиках в углу навешана. Усадил он меня на диван, а сам пошел ванну готовить и чай греть.
Ну, девки, намылась я, отмочилась после лагеря, будто заново на свет родилась. Постиралась заодно, конечное дело. После сели мы с ним чай пить и начался у нас разговор долгий и душевный. Смешное дело, я малограмотная бичиха, а он ученый человек и за грамотность свою сидел. За правду, значит. Один раз три года, а другой — восемь. Последние-то два года в «крытке» отбывал, за нарушения — не ладил он с начальством. А я ему свою жизнь с самого детства выкладываю, будто полную исповедь держу вместо утрешней общей. Так мы друг друга слушали и жалели до самого вечера. Никогда у меня еще такого разговора с мужиком не было. И ведь без водки говорили-то, с одним чаем… А пришла пора ложиться, он себе в углу постелил ватник лагерный и пальтом укрылся, а меня, кок я ни отговаривалась, уложил на своем диване, на чистое белье. И опять мы с ним разговор продолжаем. Уж не помню, про что и говорили. Невеселый был разговор, все о жизни. А на душе у меня слезы радостные собрались, как бадья переполнилась. Туг я ему и говорю:
— Что ж ты там в углу спать будешь? Хоть ты и ученый, а все зэк для меня, так давай мы по-простому будем с тобой. Иди-ка сюда. Меня-то не обижай.
Лег он ко мне, а я обняла его, да так мне жалостно стало, что разревелась я белугой над ним и над собой. А уж как у нас с ним что вышло, я и сама не помню. Только хорошо мне с ним было, девоньки, будто до него никого и не было. И помнится мне, что и он с мокрыми глазами был, не одна я сырость разводила. Смешно, верно? Пока не смешно, говорите? Ну, погодите, дальше самый смех начнется.
Утром встаем мы, а он и говорит вдруг:
— Простите меня, Зина, я должен был это сказать еще вчера. Но раз уж так получилось у нас, то говорю сейчас. Я хочу, чтобы вы стали моей женой.
— Да ты сдурел, что ли? Кто ты и кто я, подумай! А он мне рот зажал рукой и в глаза целует.
— Кто ты, этого ты сама не знаешь. Я лучше тебя знаю, поэтому и прошу тебя стать моей женой.
Ничего я не поняла. Сумасшедший, думаю, что ли? Так ведь не похоже… Тут ему уже на работу надо было идти, он мне и говорит:
— Зина, ты можешь приготовить нам сегодня обед? Вот деньги, а магазин в соседнем доме. Вот ключ от комнаты, вот от квартиры. Соседку нашу я предупрежу, что ко мне жена приехала, так что спокойно хозяйничай. Я приду в пять.
Вот так он мне все это на голову бухнул и ушел на работу. Ну, посидела я, посидела, а потом пошла на кухню с соседкой знакомиться. Та ничего, приняла меня по-человечности, показала, где его стол кухонный, рассказала, где магазин, где рынок. Сходила я туда и туда, а после рукава засучила и принялась за хозяйство. Пока обед варился, я комнатку его вымыла, белье нашла и выстирала. После поела и села ждать его с работы. Ждала, ждала и поняла, что бежать мне надо отсюда. Хороший он человек, так нечего мне ему судьбу марать. Подхватила я свой сидор, ключи на стол выложила да и в дверь. А как дверь-то за собой захлопнула, так и вспомнила, что записку со старушкиным адресом я на столе забыла, как вечером ему показывала. И соседка тоже ушла куда-то. Позвонила я разок, постояла под дверью да и пошла на вокзал. В тот же вечер я из Питера уехала в Вологду, где у меня подружка с нашей деревни на стройке работала. Вот такая смешная со мной вышла история.
— Да… Смеху не оберешься, — покачала головой Ольга. — Если ты, Зинка, все это для интереса не выдумала, то дура ты беспросветная, что от такого человека сбежала! Что он о тебе подумал, когда вернулся, а?
— А что он подумать должен? Обед я ему на кухне оставила, борщ и котлеты. Сдачу, что с магазина и с рынка осталась, на стол положила, на видное место. Ничего плохого он не должен бы подумать.