Небо становится шире.
Из черноты вырывается вспышка – белое дерево – и с силой ударяет в землю.
«Небо сильней всего», – думает ОН.
Остальные втягивают головы в плечи. Им очень страшно. А ему нет.
«Небо – мой хозяин», – думает ОН.
Его друзья-тучи демонстрируют свою силу народам, ползающим по земной коре. Белые деревья ярко вспыхивают, их все больше, они все сильнее ударяют оземь.
Земля содрогается от ударов.
«Какое небо красивое и сильное», – думает ОН.
Молния попадает в дерево, на котором сидит стая. Башня из тонких веток достаточно прочна, чтобы противостоять воде, но не огню. В прошлом гроза уже доставляла им неприятности, но никогда молния не ударяла так близко. Огонь стремительно распространяется. Зеленые ветки горят, выделяя много густого сизого дыма. Все кашляют. У детей текут слезы. Молния бьет теперь рядом с деревом, и там, где только что сидел один из его беспечных кузенов, появляется куча пепла.
Дождь начинает лить с удвоенной силой, но этого недостаточно, чтобы погасить огонь. Высокое желтое пламя бросает им вызов. Вожак испускает обычные крики устрашения, пытаясь обратить противника в бегство. Огонь нисколько не испуган и, кажется, дразнит вожака. Другие сильные самцы приходят на помощь вожаку, но огонь наступает, кусая их за руки. Все кричат. Огонь кажется очень страшным. Они не понимают, где у него глаза, где рот, им не удается ударить его. И они никак не могут понять, как огонь подкрадывается так незаметно. Его не слышно и не видно, и вдруг это огромное животное уже перед тобой.
Самки тоже начинают кричать. Три больших языка пламени накрывают стоянку. Огонь уничтожает все, превращает в черную пыль. Стая отступает. Вожаку обидно покидать такое удобное гнездо, но верхушка дерева уже трещит. Несколько неосторожных соплеменников пылают, словно факелы, визгливо взывая о помощи. Обезумевшие птицы покидают гнезда, стараясь захватить с собой яйца. Огонь продолжает расти, его обжигающие клыки неумолимы.
Воздух наполняется едким дымом, они кашляют.
Заброшенный завод заволокло дымом.
Трое похитителей в обезьяньих масках застывают рядом с цепью, на которой висит Лукреция.
– Слезоточивый газ! Полиция! – кричит один из них.
Лукреция извивалась, пытаясь приподняться. Взрывы звучали на всей территории завода.
– Осторожно, они стреляют!
Похитители бегут к груде ящиков. Дышать все труднее. Они достают оружие и начинают палить в расстилающийся перед ними густой туман.
Лукрецию сотрясает приступ кашля. Вдруг две пухлые руки ставят ее на землю, развязывают веревки и подносят к лицу противогаз. Девушка вдыхает очищенный воздух и с изумлением смотрит на своего освободителя.
– Исидор, – восклицает она.
– Тише, – бормочет он сквозь свой противогаз, застегивая ремешки на ее рыжей голове.
Потом шепчет три слова:
– Видеть, понимать, молчать.
Лукреция делает еще один глубокий вдох и, нырнув в клубы дыма, бросается к обидчикам. Она наконец дает волю своей воинственности.
Первого, кто ей попался, она хлопает ладонями по ушам. Человек тут же бросает оружие и хватается за голову.
Исидор Катценберг спокойно садится на землю и наслаждается зрелищем.
Второго Лукреция бьет ногой по зубам, он хватается за челюсть и сразу забывает о своем револьвере. Бросившись к третьему, она резко тычет указательным и средним пальцами в прорези маски.
Нападавшие теперь похожи на трех обезьянок из знаменитого китайского изречения.
Один держится за уши.
Другой зажимает рот.
Третий – глаза.
Кое-как, спотыкаясь, они покидают поле боя.
Лукреция пытается преследовать их за пределами завода, но они прыгают в машину и стремительно уезжают. Лукреция снимает противогаз.
– Фу-у… тюфяки! Как только завязывается борьба на равных, они убегают, – восклицает она, обращаясь к Исидору, который снял противогаз и подошел к ней.
– Кстати, почему вы не помогли мне драться?
– Мне показалось, что вы отлично справлялись без меня. Это что за боевое искусство?
– «Приют-квондо». Похоже на таэквондо, но гораздо жестче. Разрешены все приемы, абсолютно все.
– Вы узнали среди них человека, которого встретили в квартире профессора?
– Кажется, да. В маске его, конечно, как следует не разглядеть. Ох, если бы мне удалось схватить хоть одного и заставить разговориться…
Исидор достает из кармана палочку лакрицы и кладет в рот.
– Лукреция Немро, – говорит он наставительно, – не вступайте в порочный круг насилия.
– Что хочу, то и делаю, – огрызается она. – Если я хочу вступить в порочный круг насилия, это касается только меня.
Он кладет ей руку на плечо.
– Очень хорошо. Итак, расставим все точки над «i». Я с удовольствием изображаю прекрасного принца, летящего на помощь к красавице, с которой случилась беда, но и вам надо хотя бы немного придерживаться роли прекрасной принцессы. А прекрасные принцессы не истязают злодеев.
– Но ведь злодеи ни в чем себе не отказывают!
– Лао-Цзы сказал: «Если кто-то причинил тебе зло, не мсти. Сядь на берегу реки, и вскоре ты увидишь, как мимо тебя проплывет труп твоего врага».
Лукреция обдумывает это изречение и возражает:
– Иногда врагу можно помочь упасть в реку. Заодно и время сэкономишь. Но, скажите-ка мне, прекрасный принц, как вы нашли красавицу, с которой случилась беда?
– Легко, – отвечает Исидор. – Я увидел, как вы боролись с похитителями в машине. Догнать вас я не мог, поэтому вернулся домой посмотреть номер вашего мобильного. Вы мне сказали, что он у вас всегда на вибраторе, то есть звонить он не будет. У меня остались друзья в полиции. Они засекли ваш мобильный и определили, где вы примерно находитесь. К счастью, в этом квадрате было всего одно подходящее сооружение – заброшенный завод. Парни дали мне шесть слезоточивых гранат, четыре холостые и два противогаза. На это ушел целый час. Кроме того, машины у меня нет, я был вынужден ехать на метро. Сами знаете, что такое метро в час пик! Вам не очень больно?
Она потерла затекшие запястья и лодыжки, на которых еще были видны следы от веревок.
– Еще бы немножко… Если бы вы задержались еще на десять минут, я была бы скорей всего в гораздо более плачевном состоянии.
Она посмотрела на доброе лунообразное лицо своего спасителя.
– Тем не менее спасибо. Я начинаю понимать, почему вас прозвали Научный Шерлок Холмс.
Огромное тело Исидора заколыхалось в знак несогласия.