– Но если в астрономии нет доказательств и можно одновременно утверждать диаметрально противоположные вещи, в палеонтологии дело обстоит совершенно иначе. Здесь ученый может заставить заговорить любой осколок кости.
– Как профессор Аджемьян? – спросил Исидор.
Астроном вздрогнул, но не ответил.
Журналист подошел к ученому вплотную и резко бросил:
– Вы ненавидели профессора Аджемьяна.
Сандерсон удивленно попятился.
– Почему вы так думаете?
– Ваше лицо передернулось, когда вы услышали его имя. Лицо человека – это приборная доска с индикаторами.
Сандерсон пытался взять себя в руки, но не смог унять дрожь.
– Аджемьян… Профессор Аджемьян был странным человеком. Но я никогда на него не обижался. Даже после произошедшего со мной несчастного случая.
– Какого случая?
Сандерсон дотронулся до своего слухового аппарата.
– Моя глухота – последствие одной из злых шуток Аджемьяна. Однажды он подошел ко мне и шепнул: «Ну что, хочешь услышать Большой взрыв?» И, прежде чем я успел ответить, он взорвал большую петарду прямо у меня над ухом. Вот такой у него был юмор. Он считал, что человек, страстно увлеченный Большим взрывом, должен его пережить. И неважно, что у этого человека чувствительные барабанные перепонки. После этого случая я стал слышать на восемьдесят процентов хуже, а ведь слух помогает нам ориентироваться в пространстве гораздо больше, чем зрение.
– Это вы его убили?
– Нет.
– А кто, по-вашему, мог это сделать?
Грохот разлетевшегося вдребезги окна показался астроному еле слышным звяканьем. Лукреция едва успела повалить ученого на пол, как над стулом Сандерсона просвистел огромный камень, и посыпались осколки.
Осторожно поднявшись, профессор и его гости увидели сквозь разбитое окно того, кто бросил булыжник. Это была обезьяна. Она сидела на ветке и наблюдала за последствиями своей выходки. А затем, размахивая руками, скрылась, прыгая с дерева на дерево.
– Обезьяна! – воскликнула Лукреция.
– Она хотела убить меня! – испуганно сказал Сандерсон, ощупывая лоб, на котором, благодаря Лукреции, осталась лишь царапина.
– Почему обезьяна хотела убить человека? – спросил Исидор.
Профессор Сандерсон быстро оправился от потрясения.
– Это Конрад, – прошептал он.
– Конрад?
– Профессор Конрад и профессор Аджемьян были светилами французской палеонтологии. И ненавидели друг друга. Конрад считал, что странные теории Аджемьяна дискредитируют науку. Однажды они даже подрались. Я не хотел об этом рассказывать, но дело принимает такой оборот, что я больше не могу молчать. Профессор Конрад не только палеонтолог, он также и приматолог. Он заведует отделом «Обезьяны» в зоопарке при парижском Музее естествознания. Он отлично умеет руководить этими животными.
Лукреция записала имя подозреваемого и адрес, по которому его можно отыскать.
Исидор Катценберг смотрел на ветки, по которым прыгала обезьяна. Он думал, что «С» на зеркале в ванной комнате могло означать всего лишь:
«Обезьяна» [5] .
«С-с-с, с-с-с», – шипит змея.
Едва ОН пришел в себя после пожара и встречи с чудовищем, как оказался один на один с большой змеей. ОН ненавидит змей.
Особенный ужас внушают ему именно питоны.
Змея обвивается вокруг его ноги и поднимается вверх по телу, чтобы задушить. ОН вздрагивает от липкого холодного прикосновения. Змея уже дважды обвила его шею. ОН чувствует, как она сжимает кольца, и пытается схватить ее за голову. Обычно у змей, которые душат жертву, зубы не ядовитые. Одно из двух: либо яд, либо смертельное объятие.
ОН пытается разомкнуть ей челюсти. Сородичи смотрят на него, не вмешиваясь. У каждого свои проблемы. Змея сдавливает ему трахею. ОН кашляет, чтобы протолкнуть воздух из дыхательного прохода, изо всех сил разжимает челюсти змеи. В ответ змея сжимает кольца еще сильнее. Его дыхание останавливается.
ОН думает, что сейчас умрет. Перед глазами проносится вся его жизнь. Бег, совокупления, войны, поединки, пиршества. И поскольку он не может записать свои мысли, никто никогда не узнает того, что с ним произошло. Вдруг издалека, из глубин сознания, возникает предложение.
Утонут все эти мгновения
Слезами в дожде забвения.
Откуда явилась эта череда слов? Из будущего? Из прошлого? С облаков? Из другого, параллельного мира?
Слезами в дожде…
Фраза кажется ему очень красивой. Его биологический вид способен на такие мысли. ОН гордится тем, что принадлежит к передовым животным. Змея, наверное, так думать не может. Ощущение ценности жизни возвращается к нему.
В приливе сил ОН резким движением разрывает голову рептилии надвое. В каждой руке у него теперь по челюсти. Давление длинного, холодного, гладкого тела ослабевает. Воздух снова начинает циркулировать между горлом и легкими. ОН съедает голову змеи, а остальное отдает на растерзание детям. И не забывает напомнить малышам, что маленькие косточки иногда коварно застревают в горле. Даже мертвая змея опасна.
ОН взбирается по веткам. На вершине все кажется другим. ОН удалился от опасностей земли и приблизился к чуду неба. Как бы ОН хотел стать птицей и взмыть к облакам. ОН хотел бы, чтобы орел подхватил его. Тогда ОН поднялся бы вверх. Пусть даже на несколько секунд.
Собратья подумали, что ОН ухватился за ноги самки, чтобы спасти ее. Вовсе нет. ОН хотел вместе с ней подняться в небо.
ОН смотрит на небосвод. Вот мерцает звезда. ОН долго любуется ею. Метеорит пролетает рядом со звездой и оставляет след на темнеющем небе. Второй метеорит прочерчивает небесный свод, но ОН не знает, что это такое.
ОН считает метеориты маленькими огненными птицами.
– А вы верите в эти истории с метеоритами? – спросила Лукреция.
Исидор Катценберг, не отвечая, купил билеты, взял сдачу, и они вошли в зоопарк парижского Ботанического сада.
В просторных заржавленных клетках буйволы спокойно соседствовали с медведями, а жирафы могли не опасаться тигров. Журналисты быстро шли в сектор приматов.
Профессор Конрад, в безупречно белом халате, с аккуратно подстриженными светлыми усами и тщательно приглаженными длинными седыми волосами, кормил резвящихся бабуинов. Ученый разговаривал с обезьянами, как с непоседливыми детьми:
– Ну, ну, будьте умницами, не то папа рассердится и вы не получите молочка.