День муравья | Страница: 110

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Но мы же вас спасли!

— Спасли от чего?

Каюзак метал громы и молнии.

— В жизни не видел такой неблагодарности! Ваша неблагодарность вызывает отвращение при одной только мысли о помощи ближнему…

Он плюнул на пол подземной часовни.

Один за другим семнадцать узников были подняты по веревочной лестнице. Солнце ослепило их, и они попросили защитные повязки на глаза. Затем уселись прямо на землю.

— Расскажите нам! — закричала Летиция. — Джонатан, поговори со мной! Я твоя кузина Летиция Уэллс, я дочь Эдмона. Скажи мне, как вы смогли продержаться внизу так долго.

Джонатан Уэллс отвечал от имени всей общины:

— Мы просто приняли решение жить, жить вместе, только и всего. Мы стараемся говорить как можно меньше, извини.

Старая Августа Уэллс прислонилась к камню. Она отрицательно покачала головой:

— Не надо воды, не надо пищи. Дайте нам только одеяла, нам холодно. — И с легким смешком она добавила: — Ведь у нас не осталось никакой защитной прослойки, ни грамма жира.

Летиция Уэллс, Жак Мелье и Жюльетта Рамирез думали, что спасают умирающих. Теперь они плохо представляли себе, как вести себя с этими невозмутимыми скелетами, которые держались с таким высокомерием.

Их посадили в машины, отвезли в больницу для полного обследования и там отметили, что состояние их здоровья лучше, чем можно было ожидать. Конечно, все они были истощенными и авитаминозными, но ни у кого не было обнаружено никаких повреждений, ни внутренних, ни внешних, не было никакой деградации клеток.

Как телепатическое послание, в мозгу Жюльетты Рамирез зазвучала фраза:

И вышли из утробы земли-кормилицы странные младенцы, и были они представителями нового человечества.

Несколько часов спустя Летиция Уэллс разговаривала с психотерапевтом, который осматривал спасенных.

— Я не знаю, что с ними происходит, — сказал он. — Но они практически не говорят. Они улыбаются мне, как будто принимают меня за идиота, а это, надо сказать, раздражает. Но самое удивительное, я отметил одно странное явление, от которого делается не по себе. Стоит дотронуться до одного из них, и ваше прикосновение чувствуют все, как будто все они — единый организм. И это еще не все!

— А что еще?

— Они поют.

— Поют? — удивился Мелье. — Может быть, вы ослышались, может, им трудно снова привыкнуть к слову или…

— Нет. Они воют, то есть они издают разные звуки, а потом соединяются на одной ноте и долго тянут ее. От этого звука вся больница вибрирует, но им это приносит умиротворение.

— Они сошли с ума! — воскликнул комиссар.

— Возможно, такой звук — это символ единения, как грегорианские хоралы, — предположила Летиция. — Мой отец очень интересовался этим.

— Этот звук — символ единения людей, как запах — символ единения муравейника, — завершила Жюльетта Рамирез.

Комиссар Жак Мелье выглядел озадаченным.

— Главное, никому об этом не рассказывайте и держите эту компанию на карантине до нового приказа.

216. ТОТЕМЫ

Как-то раз один рыбак, гуляя по лесу Фонтенбло, увидел странное зрелище. На островке, расположенном между двумя рукавами ручья, он заметил маленькие глиняные статуэтки. Они явно были изготовлены крошечными инструментами: на них виднелись многочисленные следы маленького шпателя.

Этих статуэток были сотни, все похожи одна на другую. Можно было подумать, что это миниатюрные солонки.

Кроме рыбалки, у этого человека было еще одно увлечение — археология.

Эти тотемы, расположенные во всех направлениях, тут же навели его на мысль о статуях острова Пасхи.

Возможно, подумал он, это своего рода остров Пасхи, только для лилипутов, может, они когда-то жили в этом лесу? А может, он столкнулся со следами древней цивилизации, и люди эти размером были не больше колибри? Кто они? Гномы? Домовые?

Но рыбак-археолог недостаточно внимательно осмотрел остров. Иначе бы он заметил небольшие скопления насекомых разных видов, которые терлись усиками и рассказывали друг другу всевозможные истории.

И тогда бы он понял, кто является настоящим строителем этих глиняных статуэток.

217. РАК

103-й сдержал первое обещание: люди, находившиеся под его Городом, были спасены. Теперь Жюльетта Рамирез умоляла его выполнить второе обещание — раскрыть тайну лечения рака.

Муравей снова занимает место под колпаком машины «Пьер де Розетт» и произносит длинную речь-запах.

Биологический феромон для Пальцев.

Автор: 103-й.

Тема: То, что вы называете «раком».


Если вам, людям, не удается искоренить рак, это означает, что ваша наука отстала. А в исследовании рака вас ослепляет ваш способ мышления. Вы воспринимаете мир только с единственной точки зрения — вашей собственной. Методом проб и ошибок вам удалось научиться лечить некоторые болезни. Из этого вы заключили, что только экспериментальные исследования помогут победить все болезни. Я видел это по телевизору в научно-популярных и документальных фильмах. Чтобы понять явление, вы его измеряете, раскладываете по ячейкам, описываете его и дробите на все более мелкие фрагменты. Вам кажется, что чем мельче вы дробите, тем ближе вы к истине.

Но вы же понимаете, почему поет цикада, не разрезая ее на куски. Вы видите красоту орхидеи, даже не рассматривая в лупу клетки ее лепестков.

Чтобы понять окружающие нас элементы, надо поставить себя на их место, в их систему координат. Причем пока они еще живы. Если вы хотите понять цикаду, попытайтесь хотя бы на десять минут представить, что она видит и что чувствует.

Если вы хотите понять орхидею, представьте себя цветком. Поставьте себя на место других, и тогда не надо разрезать их на кусочки и изучать с высоты своих научных цитаделей.

Ни одно из ваших великих открытий не сделал традиционный ученый в белом халате. Я видел по телевизору документальный фильм о ваших великих изобретениях. Это были случайные события: пар поднял крышку кастрюли, детей покусала собака, с дерева упало яблоко, цепь каких-то случайно пересекшихся событий.

Чтобы раскрыть тайну рака, вам следовало бы привлечь поэтов, философов, писателей, художников. Словом, творцов, наделенных интуицией и вдохновением. А не людей, которые только и делают, что зазубривают результаты опытов своих предшественников.

Ваш классический научный подход устарел.

Ваше прошлое мешает вам видеть настоящее. Старые победы не дают вам побеждать теперь. Былая слава — это ваш худший враг. Я видел ваших ученых по телевизору. Они только повторяют догмы, а ваши школы сковывают воображение протоколами давно проведенных экспериментов. Потом вы заставляете студентов сдавать экзамены, желая убедиться, что они никогда ничего не попытаются изменить.