В блоке Y полицейских повели в лабораторию, где работали братья Сальта и Каролина Ногар. Полицейские с удивлением обнаружили, что их рабочие столы находились рядом. Мелье спросил:
— Так они были знакомы?
Встретивший их прыщавый химик в белом халате уточнил:
— Иногда они вели совместную работу.
— Не было ли у них в последнее время какого-нибудь совместного проекта?
— Да, но они держали его в тайне. Отказывались обсуждать его с коллегами. Они считали, что это преждевременно.
— Какая у них была специализация?
— У них не было узкой специализации. Они участвовали в исследованиях по многим направлениям. Воски, абразивные пудры, клеи для поделок — их интересовали все отрасли прикладной химии. Они часто объединяли свои усилия, и, кстати, весьма успешно. Но что касается их последних разработок, я повторяю, они никому о них не рассказывали.
Продолжая какую-то свою мысль, вмешался Каюзак:
— А может, они работали над веществом, способным сделать людей прозрачными?
Химик усмехнулся:
— Делать людей невидимыми? Вы шутите?
— Вовсе нет. Я вполне серьезен.
Специалист казался озадаченным.
— Позвольте, я вам объясню: наше тело никогда не сможет стать прозрачным. Мы состоим из слишком сложных клеток, никакой исследователь, пусть даже гениальный, не может сделать их такими же прозрачными, как вода.
Каюзак не углублялся. Наука никогда не была его коньком. И, тем не менее, что-то по-прежнему не давало ему покоя.
Мелье пожал плечами и тоном профессионала спросил:
— Можно взглянуть на те вещества, над которыми они работали?
— Ну, как бы это сказать…
— Есть проблема?
— Да. Кое-кто уже забрал их.
Мелье подобрал обнаруженный на этажерке волос.
— Женщина, — сказал он.
Химик удивился.
— Это и правда была женщина. Но…
Комиссар уверенно продолжил:
— Ей от двадцати пяти до тридцати лет. Она здорова и свежа. Она евразийка, и у нее полный порядок с кровообращением.
— Это вопрос?
— Нет. Я вижу это по волосу с этажерки, кстати, это единственное место, где нет пыли. Я не прав?
Химик был в замешательстве.
— Вы не ошиблись. Но откуда вы узнали все это?
— Волос блестит, значит, его недавно мыли. Принюхайтесь, он еще надушен. Волос толстый, значит, принадлежит человеку молодому. Покров широкий, что характерно для восточных людей. Сердцевина волоса насыщенного цвета, значит, кровеносная система в прекрасном состоянии. Я даже могу сказать вам, что эта женщина работает в «Воскресном утре».
— Тут вы блефуете. Это вы тоже определили по одному волосу?
Тут он повторил слова Летиции Уэллс, сказанные во время их первой встречи:
— Нет, это мне мой пальчик сказал.
Каюзаку захотелось показать, что он тоже не лишен проницательности:
— Что украла эта женщина?
— Она ничего не крала, — возразил химик. — Она спросила, можно ли забрать сосуды с собой и исследовать их содержимое на досуге. Мы не усмотрели в этом ничего страшного.
Глядя на мрачное лицо комиссара, он извинился:
— Мы не знали, что потом зайдете вы и тоже будете этим интересоваться. Иначе мы бы, конечно, оставили их для вас.
Мелье повернулся на каблуках, увлекая Каюзака:
— Так, я думаю, эта Летиция Уэллс может много чего рассказать.
103683-й забрался на переднегрудь жесткокрылого. Воздушный корабль был размером четыре шага в длину и два в ширину. Со своего места муравей видит перед собой загнутый рог скарабея, похожий на нос корабля. Его функции многочисленны: копье, вспарывающее животы, мушка для стрельбы кислотой, абордажный крюк, разрушительный таран.
Тем не менее, самой животрепещущей проблемой для доблестного солдата остается одно — как завести этот двигатель.
Мыслью, — посоветовала ему Шли-пу-ни.
Сейчас попробуем.
Соединение антенн.
103683-й концентрируется на взлете. Но как это огромное жесткокрылое сможет преодолеть силу притяжения?
Я хочу взлететь. Полетели.
103683-й не успевает удивиться. Это животное выглядит таким неуклюжим и неловким, но вот сзади что-то заскользило с урчанием хорошо смазанного механизма. Пара коричневых надкрыльев поднимается вверх. Два широких прозрачных крыла с коричневатым отливом раскрываются, поворачиваются наискось и оживают мелким нервным биением. Окрестности тут же наполняются оглушительным шумом. Шли-пу-ни забыла предупредить солдата: жесткокрылый сильно шумит в полете. Гудение усиливается. Все вибрирует. Такое развитие событий пугает 103683-го.
Вихри пыли и опилок поднимаются на всем обозримом пространстве. Странный эффект: кажется, что это не скакун поднимается, а Город опускается под землю. Постепенно уменьшаясь, Королева снизу машет ему усиками. Когда она скрылась из виду, 103683-й замечает, что находится на высоте доброй тысячи шагов.
Я хочу лететь прямо.
Скарабей тут же направляется вперед и мчится, грохоча крыльями.
Летит! Он летит!
Это мечта всех бесполых, и вот сегодня она у него осуществляется. Победить силу тяготения, завоевать воздушное пространство, подобно самцам и самкам в день свадебного полета!
Неясно 103683-й различает летающих вокруг него стрекоз, мух, ос. Спереди он улавливает запах птичьих гнезд. Опасность. Он отдает приказ срочно уходить на вираж. Но наверху все не так, как на земле: нельзя повернуть, не наклонив плоскость крыльев, по крайней мере, на 45°. И когда скарабей исполняет приказ, все опрокидывается.
Муравей соскальзывает, он пытается зацепиться когтями за хитин своего скакуна, но хватка слабеет, и он процарапывает полосы на черном лаке — оттуда летят мелкие стружки. Он теряет точку опоры и неумолимо скатывается по боку летящего животного.
Он падает в пустоту.
Он падает бесконечно. А скарабей ничего даже не заметил. 103683-й видит, как тот завершает свой вираж и решительно отправляется в неведомые воздушные дали.
Муравей все падает, падает, падает. На него надвигается земля с растениями и острыми камнями. Он летит, кувыркаясь, его антенны беспорядочно подпрыгивают.
И вот — удар!
Он падает на лапки, подскакивает, падает снова, снова подскакивает. Подстилка из мха своевременно смягчает последний кульбит.