– «Революция муравьев»? – удивилась Зое. – Что это значит?
Никто не отозвался.
– Для песни тут не хватает припева, – сказал Нарцисс.
Жюли мгновение помолчала, потом предложила:
Нет больше пророков,
Нет больше творцов.
Понемногу, куплет за куплетом, они придумали слова первой песни, главы из «Энциклопедии» не скупясь, помогали им.
Жи-вунг нашел отрывок, объяснявший, как строить мелодию, словно архитектурное сооружение, и это дало идею к написанию музыки. Эдмонд Уэллс разбирал построение вещей Баха. Жи-вунг нарисовал на доске что-то вроде шоссе, на котором отметил движение музыкальной линии. Каждый дополнил эту простую линию изображением пути своего инструмента. Мелодия в конце концов стала напоминать большую лозанью.
Они настроили инструменты и воплотили в звуке пересекавшиеся музыкальные темы, намеченные рисунком.
Каждый раз, когда кто-то чувствовал, что нужно исправление, он стирал тряпкой часть линий и пририсовывал изменение.
Жюли замурлыкала мелодию, как будто живой ветер поднимался из ее живота и достигал трахеи. Сначала песня лилась без слов, потом девушка со светло-серыми глазами запела первый куплет: «Конец, это конец», припев: «Нет больше пророков, нет больше творцов», затем следующий куплет, цитата другого отрывка:
Ты никогда не мечтал о другом мире?
Никогда не мечтал о другой жизни?
Не мечтал о дне, когда человек найдет свое место во Вселенной?
Ты никогда не мечтал о том дне, когда человек заговорит с природой, со всей природой, а она ответит, как друг, а не как поверженный враг?
Ты никогда не мечтал поговорить со зверьем, облаками и горами, чтобы вместе творить, а не бороться друг с другом?
Ты никогда не мечтал, чтобы люди объединились и попытались построить город, где человеческие отношения будут иными?
Победа или поражение – это бы стало уже неважным. Никто не позволял бы себе никого судить. Каждый был бы свободен в поступках, но думал бы о счастье всех.
Тесситура Жюли Пинсон была изменчивой. Ее голос от высоких нот маленькой девочки переходил к низкому хрипу.
У каждого из Семи Гномов она вызывала разные ассоциации. Полю напомнила Кэт Буш, Жи-вунгу – Дженис Джоплин, Леопольду – Пэт Бенатар, с ее хард-рок-чувственностью, Зое почудилась сила певицы Ноа.
В действительности каждый узнавал у Жюли то, что больше всего трогало его в женском голосе. Жюли умолкла, и Давид бросился в неистовое соло на электрической арфе. Леопольд ответил ему флейтой. Жюли улыбнулась и начала третий куплет:
Не мечтал ли ты о мире, где не боятся быть непохожими?
Не мечтал ли ты о мире, где каждый найдет в себе совершенство?
Я мечтал, отказавшись от наших старых привычек, о революции.
О революции маленьких, о революции муравьев.
Даже не о революции – об эволюции.
Я мечтал, но это лишь мечты.
Я мечтал рассказать о ней в книге, и чтобы книга эта жила во времени и пространстве независимо от моей собственной жизни.
Я пишу эту книгу, но она будет лишь сказкой. Волшебной сказкой, которая никогда не сбудется.
Они собрались в кружок, этот магический круг, должно быть, существовал от века и наконец возродился вновь.
Жюли закрыла глаза. Очарование исходило от нее. Ее тело само пульсировало в ритме басов Зое и ударников Жи-вунга. Она, не любившая танцы, была охвачена неистребимым желанием двигаться.
Все воодушевляли ее. Она сняла шерстяной однотонный свитер и, оставшись в облегающей черной футболке, в лад с музыкой покачивалась с микрофоном в руке.
Нарцисс солировал на электрогитаре.
Зое посчитала, что для полноты картины необходим ее небольшой проход.
Жюли, по-прежнему с закрытыми глазами, импровизировала:
Мы сами новые пророки,
Мы сами новые творцы.
Теперь они импровизировали все вместе. Франсина сделала концовку на органе и все одновременно остановились.
– Супер! – воскликнула Зое.
Они принялись обсуждать то, что сделали. Все получилось хорошо, кроме соло в третьей части. Давид утверждал, что и тут надо искать что-то новое, вместо традиционного рифа электрогитары.
Это было их первая самостоятельная вещь, и они были довольны собой. Жюли вытерла пот со лба. Ее поразило, что она стоит в одной майке, и она быстро оделась, бормоча извинения.
Чтобы скрыть смущение, она сказала, что пением можно управлять еще лучше. Ее учитель пения, Янкелевич, научил ее лечиться звуками.
– Как это? – спросил Поль, интересовавшийся всем, что касалось звуков. – Покажи нам.
Жюли объяснила, что, например, звук «О», произнесенный низким голосом, действует на желудок.
– «ООО» заставляет вибрировать кишечник. Если вы чувствуете тяжесть в желудке, заставьте его сотрясаться от звука «ОООО». Дешевле лекарств и всегда под рукой. Просто вибрация. Под силу каждому горлу.
Семь Гномов выдали великолепное «ОООО», пытаясь ощутить воздействие его на организм.
– Звук «А» воздействует на сердце и легкие. Если вы задыхаетесь, то произносите его инстинктивно.
Друзья хором подхватили: «ААААА».
– Звук «Э» воздействует на горло. Звук «У» – на рот и нос. Звук «И» – на мозг. Произнесите глубоким голосом каждый звук и заставьте вибрировать ваши органы.
Они повторили каждый из звуков, и Поль предложил создать лечебную песню, которая облегчала бы страдания слушателей.
– Он прав, – поддержал его Давид, – можно придумать что-нибудь, состоящее лишь из сменяющихся «ООО», «AAA» и «УУУ».
– А басами пустить успокаивающие инфразвуки, – добавила Зое. – И мы бы лечили людей, которые нас слушают. «Исцеляющая музыка» – отличный был бы слоган.
– И совершенно новый.
– Шутишь? – спросил Леопольд. – Да это известно еще с античных времен. Почему, ты думаешь, наши индейские песни состоят из простых гласных, повторяющихся до бесконечности?
Жи-вунг подтвердил, что и в корейских древних песнях есть такие, что составлены только из гласных.
Они решили сочинить песню, полезную для здоровья аудитории, и уже думали начать, когда в маленькой комнате раздался стук, к которому ударные Жи-вунга не имели отношения.
Поль пошел открывать.
– Вы очень шумите, – пожаловался директор. Было восемь часов вечера. Обычно им разрешалось играть до половины десятого, но в этот день директор, занятый бухгалтерией, задержался в своем кабинете. Он вошел в комнату и посмотрел на каждого из музыкантов.