Эдмонд Уэллс берет одно из светящихся насекомых и сажает на ладонь. Светлячок не улетает. Он начинает светиться еще сильнее. Специалист по муравьям с осторожностью протягивает мне святлячка, который съеживается на моей ладони. Меня удивляет, что такое маленькое создание производит столько света. Конечно, мои зрачки постепенно привыкли к темноте, но это насекомое практически заменяет мне карманный фонарик.
С помощью светлячков мы продолжаем свой путь. Неожиданно другие вспышки света пробиваются сквозь темноту. Мы снова прячемся в канаве и видим поразительную картину: боги-ученики перемещаются, освещая свой путь молниями. Так значит, наши кресты могут вызывать молнии. Я понимаю, почему Афина была так категорична, когда обвинила в смерти Клода Дебюсси одного из учеников. Плоть вокруг раны была обуглена. Крест с дужкой, возможно, является крестом жизни, но и крестом смерти тоже.
Незнакомцы нас заметили, они выключили кресты. Мы положили светлячков на землю. Мы их больше не видим, они нас — тем более, однако и они, и мы знаем, что нас разделяет примерно пятьдесят метров. Я решаю рискнуть:
— Кто вы?
— А вы? — отвечает женский голос.
— Сперва вы.
Мне отвечает мужской голос:
— Вы первые.
Диалог глухих. Я беру инициативу на себя:
— Давайте встретимся посередине.
— Давайте. Насчет «три». Один… Два… Три… Никто не движется. Это напоминает мне отрывок из энциклопедии Уэллса по поводу парадокса заключенного, который никогда не может полностью доверять своим сообщникам и всегда предпочитает их выдать, чем рисковать быть выданным ими. Однако сейчас меня что-то смущает. Этот мужской голос… Он кажется мне знакомым. Я с недоверием спрашиваю: -…Рауль?
— Мишель!
В темноте мы наугад бежим навстречу друг другу, встречаемся и самозабвенно брасаемся в объятия. Рауль, Рауль Разорбак. Мой лучший друг. Мой брат. Рауль, молчаливый мальчик, встреченный на кладбище Пер-Лашез и передавший мне свою страсть к завоеванию неизведанных территорий духовности. Вместе с ним, рядом с ним я отодвинул границы познания территории мертвых. Рауль, истинный изобретатель та-натонавтики, бесстрашный пионер потустороннего. Он замахивается крестом и направляет его на землю. Вспышка освещает его острое лицо и мое тоже.
— Мишель, ты постоянно следуешь за мной!
Он обнимает меня своими длинными руками. Позади него появляются два других силуэта. Я протираю глаза. Это Фредди Мейер, слепой раввин, поведавший нам секреты каббалы. Фредди, с его круглым лицом и добродушным видом, был пионером групповых полетов с переплетением серебристых нитей и всегда мог короткой шуткой разрядить самую мрачную ситуацию.
— Вселенная и вправду тесна, — восклицает он. — Даже на другую планету нельзя отправиться, не встретив друзей…
Он освещает землю движением креста, и я вижу его лицо.
Слепой на Земле, здесь он обрел зрение. Мэрилин Монро рядом с ним. Мэрилин Монро, непревзойденный секс-символ, стала подругой раввина в стране ангелов. «Потому что юмор лучше всего соединяет пару», — утверждала она. Звезда потрясающе соблазнительна в струящейся тоге. Я прижимаю ее к себе.
— Ну вот, — говорит Фредди, — не успел обрести плоть, как все поводы стали хороши, чтобы лапать мою жену…
— Афина сказала, что здесь только французы. Но ведь ты, Мэрилин, насколько я помню, американка…
Фредди объясняет, что став его женой, она смогла выбрать национальность. Чтобы больше не расставаться, она объявила себя француженкой, и небесная администрация разрешила это. Со своей стороны, я думаю, что власти Олимпа должны были быть действительно заинтересованы в присутствии эльзасского раввина на этом курсе, если пошли на такое нарушение правил. А может быть, они рассматривают понятие национальности в широком смысле, ведь Мата Хари и Винсент Ван Гог, хоть и скончались во Франции, имели голландское происхождение…
Актриса по-прежнему восхитительна. Вздернутый нос, голубые глаза, оттененные длинными шелковистыми ресницами, молочный цвет лица, все в ней говорит о смеси силы и хрупкости, нежности и грусти, все меня возбуждает и трогает.
Эдмонд Уэллс тоже выходит из темноты. Между Раулем и моим учителем всегда было некоторое недоверие, но теперь они, кажется, забыли прежние обиды.
— «Любовь как шпага, юмор как щит!», -восклицает Мэрилин, напоминая объединявший нас прежде клич.
В едином порыве мы повторяем наш старый девиз, не беспокоясь больше о херувимках и кентаврах.
— «Любовь как шпага, юмор как щит!»
Наши руки соединяются. Мы снова вместе, и нам хорошо. Столько общих воспоминаний сразу всплывает в памяти.
Когда мы были ангелами, мы вместе отправлялись в космос на поиски планеты, населенной разумными существами, и нашли Красную.
Мы вместе сражались с армией падших ангелов и победили с помощью «Любви как шпаги и юмора как щита».
— Мы были танатонавтами, когда решили открыть континент мертвых, — говорит Фредди Мей-ер. — Мы были ангелонавтами, когда исследовали Империю ангелов. Теперь, когда мы обнаружили королевство богов, нам нужно новое название.
— Теонавты, от греческого «тео», что значит бог, потому что мы станем исследователями божественного, — говорю я.
— Пусть будет теонавты, — одобряют друзья. Рауль объясняет мне, как обращаться с крестом.
Чтобы произвести вспышку света, нужно повернуть колесико D, а потом нажать на него. Осветив землю, я вижу, что трое моих друзей перепачканы землей.
— Мы прокопали туннель под стеной, в углу, где кусты скрывают выход, — объясняет раввин. — Камни просто складывали на землю. Втроем получилось быстро.
— Давайте продолжим путешествие вместе, — предлагает Эдмонд Уэллс.
Теперь мы впятером поднимаемся по лесу. Мы перебираемся через лощинки, идем по тропинкам. За живой изгородью из кустарника мы попадаем в странное место.
Здесь раскинулась долина, в центре которой течет поток зеленовато-голубого цвета шириной в несколько десятков метров, светящийся в темноте, как большой освещаемый изнутри бассейн. Вода непрозрачная, но местами в ней можно различить светящиеся точки. Это что-то вроде водяной версии светлячков. Они-то и освещают поток.
Никогда не видел настолько интенсивного голубого цвета.
Голубой цвет.
Мы долго стоим на месте и смотрим на воду. Светлячки летают над поверхностью, дополняя удивительную картину.
Ветер стих. Кентавров не видно. Если они пошли спать, то как они спят? Стоя, склонив голову, как лошади, или лежа на боку, как люди?
Внизу, в долине, часы бьют один час утра, и в этот момент, к нашему изумлению, над горизонтом появляется яркий луч света. Он пробивает облака, гораздо более мощный, чем те вспышки, что временами появляются на вершине горы. Значит, рассвет здесь наступает в час утра, и я понимаю, что это встает второе солнце. Оно поднимается не так высоко, как первое, и остается красным.