Он навел справки. Надин Кент отличалась тонкой красотой, может, оттого, что в своей жизни знала очень немногих мужчин. Когда ее спросили, почему она, такая красивая, продолжает жить одна, она ответила, улыбнувшись, что ждет сказочного принца. Ей было двадцать восемь, и родители пришли к выводу, что оставаться ей вечно в старых девах.
– Но этот сказочный принц…
– Это ты, старый хитрец! Хотел бы я знать, что она такого в тебе нашла, пусть даже и в прошлых жизнях!
Глупый смех прервался приступом отчаянного кашля.
– Да пойми, старик! Богиня ждет тебя с самого рождения. Не хочет никого, кроме тебя, все остальные ей неинтересны. Уж повезло так повезло! Ты не только уже познал великую любовь, но тебе дали еще одну про запас!
Любовь, любовь… Я не просто не желал влюбляться еще раз, но мне в особенности не нравилось, что вот ткнули пальцем и сказали: на, мол, сюда влюбляйся! Некая Надин Кент, которую я никогда не видел и даже понятия не имел, что она вообще существует.
Тут я неожиданно понял, почему с таким трудом соблазнял женщин и привыкал к семейной жизни. Оказывается, я с самого начала был запрограммирован сделать ребенка этой самой Надин Кент. Роза и Фредди были тупиком, куда я свернул по дороге жизни… Именно так мне казалось тогда.
В растрепанных чувствах я схватил телефонную книгу и стал искать на букву «К». Кент Надин, а вот и номер ее телефона, черным по белому, крошечными циферками. Ни секунды не подумав, я взялся за телефонную трубку.
В раю двое алмазных врат, пред ними семьдесят тысяч ангельских слуг. Когда прибывает Заслуженный (т. е. чистый человек), они снимают с него погребальный саван и обряжают в восемь облаков славы. На голову ему водружают две короны, одна из драгоценных камней и жемчуга, вторая из золота. В руку вкладывают восемь ветвей мирты. Отводят его в место, где бьет восемь ключей, чья вода напоена восьмьюстами ароматами розы и мирты. Каждому Заслуженному отводят по личному ложу с балдахином, откуда течет четыре реки: из молока, вина, нектара и меда. И шестьдесят ангелов выстраиваются перед каждым Заслуженным и говорят ему: «Иди и вкуси, возрадуясь, от реки меда, ибо прилежно прочел ты Книгу.
Ялкут, Бытие, 2.
Отрывок из работы Фрэнсиса Разорбака «Эта неизвестная смерть»
Пожилой женский голос:
– Алло?
Может, я в спешке номером ошибся?
– Надин можно к телефону? – неуверенно спросил я.
Час был поздний. Я уловил нотки нерешительности на другом конце. Должно быть, это ее мать.
– Будьте так добры, пожалуйста! – взмолился я.
– Пойду посмотрю, – с некоторой недоверчивостью и опаской согласился голос.
Жду. Звук легких шагов. Рука осторожно касается аппарата. К трубке приближаются чьи-то губы.
– Алло? Кто говорит? – интересуется голос, сладкий и хорошо знакомый за триста лет реинкарнаций.
Никакого сомнения. Это Она.
– Алло!
Тишина.
– Это я, – бормочу я в трубку.
Я слышу, как на другом конце кто-то всхлипывает. Всхлипывает от радости. Одновременно, в один голос, давясь слезами, мы начинаем говорить. Разговариваем о совершенно сумасшедших вещах. Делаем признания, о которых невозможно сказать человеку, если ты его ни разу в жизни не видел.
Благодаря танатонавтике я уже сталкивался со сложными и опасными ситуациями, но никогда я не был так глубоко тронут. В то же время я был в ужасе и знал, что она переживает то же самое.
– Я так долго ждала, чтобы ты позвонил, – ласково сказала Надин.
– Я знаю, – прошептал я.
Молчание.
– Алло? – испугался я.
– Нет-нет, я здесь. Я все время здесь. Для тебя.
У меня перехватило горло.
Как раз этот миг выбрал Фредди-младший, чтобы вползти в комнату с опухшим от сна лицом. И выкрикнуть свое первое слово:
– Па-па!
Пухленькая ручка принялась хлопать меня по лицу, стирая слезы, застрявшие в моей свежевыращиваемой бороде. Я взял сына на руки и понес его обратно в спальню. Бережно подоткнув одеяльце, я прикрыл дверь, разрисованную бело-голубыми облаками моей супругой. Я больше не хотел слышать отчаянные «алло, алло!», доносившиеся из трубки.
Вот оно. Теперь-то я до конца усвоил знаменитую вторую правду! Чертов черт, Сатана! За что?! Я бы дорого заплатил, чтобы никогда не слышать про Надин Кент.
Я проклинал Рауля, я проклинал ангелов в целом и Сатану в частности, я проклинал танатонавтику.
Я обнял моего сына, уже прикрывшего свои глазки, синие, как у его матери.
В гостиной Рауль хохотал, как демон. «Алло! Алло!», – все еще плакал телефон. Я схватил трубку.
Я больше так не могу.
Хочу быть кем-то еще. Чтобы никаких женщин, ссуженных мне судьбой. Я не в состоянии выполнять древний контракт, подписанный в предыдущих жизнях.
Мне захотелось скинуть эту кожу, что обтягивала мою душу.
Я вцепился себе в руку, пока из-под ногтей не показалась кровь. За что мне такое?! Я не могу никуда убежать, ни в один город, ни в одну страну, эта правда будет меня вечно преследовать.
Остановите этот мир, я хочу сойти.
Остановите этот мир, я хочу сойти!
Я попробовал взять себя в руки и прошептал в трубку, не сдерживая своей агонии:
– Забудь обо мне, Надин. Ради бога, пожалей меня и забудь на всю эту жизнь. Найди другого, умоляю тебя, Надин, и будь с ним счастлива!
Без долгих разговоров я схватил Рауля за ворот и вышвырнул за дверь.
Формула бессмертия (произносить по двадцать восемь раз на ночь):
«Я – душа Ра, вышедшая из Слова, душа бога, что создал Шу.
Я ненавижу зло.
Я не думаю о нем. Я верю в Маат, и я живу ею.
Я – Кху, кто не может умереть во имя Души.
Сквозь Слово я пришел из моего собственного существования, и во имя Хепри я ухожу в существование каждый день.
Я – повелитель света, и я ненавижу умирать. Я – Слово, и те, кто творят зло, не могут мне навредить.
Я – старший из древних богов; моя душа – это душа богов, это вечность, и мое тело тоже нетленно, ибо мои проявления суть вечность, я властелин лет и хозяин постоянства.
Я стираю следы моих ошибок, я вижу своего отца, владыку вечера, в чьем теле пребывает Гелиополис.
Я несу на себе тяжесть обитателей сумеречной страны, западного холма Ибиса».