В любовники себе я выбрала манекенщика. Хотя мы занимаемся одним и тем же делом, у него не очень получается. Ему стыдно позировать и ходить по подиуму. Эстебан говорит, что для него это временно.
Я выбрала его исключительно за физическую красоту. Он очень живописен, в стиле «латино». Я дала ему понять, что, как только он мне надоест, я выплюну его, как косточку от вишни. Эта перспектива его не только не оттолкнула, а еще больше привязала ко мне. «Ах, Венэра, ты одна мена понымаешь…» Мужчинами так легко манипулировать. Мне кажется, я поняла, как они устроены. Женщине достаточно быть независимой от них, чтобы они захотели зависеть от нее.
В постели Эстебан настоящий атлет, стремящийся выиграть гонку. Он напрягается изо всех сил. Я подозреваю даже, что он употребляет допинг. И все это для моего удовольствия! Сперва я пыталась его успокоить, но быстро поняла, что лучше оставить его наедине со своими сомнениями. Я все время требую большего, и ему это нравится.
В конце концов, я этого заслуживаю. Мне семнадцать с половиной лет, и я восхитительна.
Чтобы расслабиться после съемочных площадок, я начала курить. Сигарета помогает снять напряжение, а потребность в никотине обставляет необходимым образом моменты отдыха. Она к тому же сближает. Мама тоже курит. Только когда мы курим вместе, мы по очереди предлагаем друг другу зажигалку и не ссоримся из-за нее.
Я знаю, мама любит меня, и все же я чувствую, что в глубине души она ставит мне в вину уход папы. С тех пор все ее другие романы кончаются катастрофой. Такое впечатление, что как только она остановит на ком-нибудь свой выбор, то уже готова к разрыву. Ее компаньоны наверняка это чувствуют, и это их бесит.
Мне необходимо освободиться от ее влияния. К тому же, когда я смотрю на ее карьеру, есть от чего прийти в отчаяние. В профессиональных кругах ее уже считают «старухой». Ее снимают только для каталогов по продаже товаров почтой.
Дома она попивает виски и смотрит фильмы ужасов по видео. Тяжелый случай.
Кажется, я поняла законы профессии. Поднимаются быстро и опускаются тоже, но чем выше ты поднялся, тем больше у тебя шансов остаться наверху.
Мне необходимо подняться очень высоко. Я должна стать Мисс Вселенной. С этим титулом я получу пожизненный доступ в лучшие модельные агентства и ко всем тем, кого захочу использовать.
Я очень внимательно слежу за своим питанием. Я ем много овощей, потому что они полезны для мышц, много фруктов для мягкости кожи и пью много минеральной воды, чтобы выводить из организма сахар и жиры.
Вступительный экзамен по философии. Вопрос: «Свобода мысли, существует ли она?»
Выслушав мой ответ, экзаменатор говорит:
– Вы ссылаетесь на дзен, на буддизм, на даосизм… Нет необходимости искать отправные точки в Азии. Перечитайте Монтеня, Спинозу, Ницше, Платона, и вы констатируете, что они все поняли.
Я раздражаюсь:
– В восточном мышлении меня интересует то, что оно основывается на пережитом опыте духовности. Когда монах дзен остается неподвижным в течение часа, чтобы сделать голову пустой, когда йог замедляет дыхание и биение сердца, когда адепт даосизма смеется до обморока, то это не просто слова, это пережитый опыт.
Экзаменатор пожимает плечами.
– Ступайте, я не хочу вас больше слушать.
С этими словами он проводит руками по своему шикарному пиджаку, как бы разглаживая несуществующие складки.
Я чувствую, как во мне поднимается волна, которая накроет меня с головой. Освободившаяся вдруг древняя ярость. Этот человек олицетворяет все, что с детства выводило меня из себя. Все эти типы, думающие, что все знают, полные уверенности и в особенности не желающие слышать ничего, что может поставить под сомнение их маленькие, сто раз пережеванные истины. Этот экзаменатор с его удовлетворенным видом человека, наделенного маленькой властью, которую он рассчитывает использовать для оправдания своего существования, меня удручает.
Я взрываюсь:
– Вы задаете мне вопрос: «Свобода мысли, существует ли она?», а на самом деле вы ее как раз и запрещаете! Вы смеетесь над оригинальностью моих идей. Все, что вас интересует, это проверить, думаю ли я так же, как вы, или, по крайней мере, могу ли я вам подражать.
– У Спинозы есть прекрасное выражение, объясняющее ваше заблуждение. Он сказал что…
– Ваши мысли – лишь бледная копия размышлений великих, которых вы цитируете. А вы спрашивали себя, какие у вас есть собственные мысли, кроме мыслей этих признанных гигантов? Хоть раз в жизни вам приходила в голову оригинальная идея? Нет. Вы просто… просто… (я ищу самое обидное оскорбление) просто факс-машина.
Я выхожу, хлопнув дверью. Впервые в жизни я открыто восстал. От этого у меня отвращение к самому себе. Как этот ничем не интересный экзаменатор мог вывести меня из себя?
Я провалил экзамен. Я должен добиться успеха другим путем.
Все больше я ощущаю себя «крысой-автономом». Я предпочитаю выйти из Системы.
Родители меня сурово отчитывают. Им надоела моя лень и мои причуды. Передо мной три возможности: сражаться, отступить или бежать.
Я решаю бежать.
На следующий день я собираю пожитки, пересчитываю заработанные на гонорарах деньги и сажусь на поезд в Париж вместе с моей кошкой Моной Лизой и моим компьютером. За день я нахожу комнату на седьмом этаже без лифта рядом с Восточным вокзалом. Кровать занимает девяносто процентов помещения.
Мона Лиза в ярости, потому что у меня нет телевизора. Она прыгает как бешеная. Она царапает когтями розетку и разъем телеантенны, как если бы я их еще не заметил.
Через несколько дней без телевизора Мона Лиза впадает в прострацию. Она не ест, отказывается от ласки, не мурлычет и шипит, когда я приближаюсь.
Вчера я нашел ее мертвой на столе, куда мог бы поставить телевизор… Я хороню ее за зарослями в общественном саду. В качестве надгробия я кладу на маленький холмик пульт управления, подобранный на помойке. Затем я иду в приют для бездомных животных и беру Мону Лизу II, которая как две капли воды похожа на Мону Лизу I в молодости: такая же шерсть, такой же взгляд, такие же повадки.
На этот раз я не повторяю ту же ошибку. Я экономлю на еде, чтобы заплатить первый взнос для покупки в кредит маленького подержанного телевизора. Я оставляю его включенным с утра до вечера, и Мона Лиза сидит перед ним как приклеенная, томно моргая глазами.
По-видимому, это одно из последствий глобальной эволюции мира. В моих кошках не осталось ничего от дикого хищника. Осталось просто толстое животное, приспособленное не к джунглям, а к телевизору, к комнатам с покрытым коврами полом, которое отказывается от сырого мяса и ест только сухой корм.
Я все же замечаю небольшое различие между двумя кошками: если первая любила игры с вопросами, то вторая жмурится от удовольствия, когда передают новости. Не знаю, почему ей так нравятся войны, экономические кризисы и землетрясения. Несомненно, извращенка.