Через стенку я разглядываю переливающееся передо мной человечество.
– Никогда не забывай, важна не доброта, а эволюция сознания. Наш враг – не зло. Наш враг – невежество.
Я умираю. Я выхожу из собственного тела. Свет влечет меня вдаль. Я быстро лечу к нему. Вдруг я останавливаюсь на месте, не в силах двинутся дальше. Серебристая нить выходит из моего живота, и кто-то тянет за нее, заставляя меня спуститься. Я возвращаюсь на Землю.
– Есть. Пульс есть!
Они радостно кричат, как будто я только что родился. Он все-таки был очень приятным, этот свет вдалеке.
Меня укладывают на кровать, закрывают, подтыкают одеяло, и я засыпаю. Я больше не мертвый. Когда я просыпаюсь, то вижу склонившуюся надо мной блондинку с большими зелеными глазами и впечатляющим декольте.
Это ангел. Я в Раю. Я пытаюсь потянуться к ней, но трубки от капельниц тут же лишают меня всяких иллюзий. И еще эта режущая боль в животе.
Чудесная девушка говорит мне, что я был неделю в коме и врачи думали, что я не выкарабкаюсь. Но природная сила помогла мне выжить. Она рассказывает, что на улице на меня напали хулиганы и что я потерял много крови. К счастью, у меня распространенная группа крови и у них было в запасе достаточно кровяной плазмы.
Прикрепленная к белому халату карточка говорит, что ангела зовут Татьяна. Татьяна Менделеева. Она мой лечащий врач. Она восхищена моей живучестью. Я опровергаю законы медицины, говорит она. Однако у нее есть очень плохая новость. Она опускает глаза.
– Держитесь. У вас… рак.
Так вот она, «плохая новость»? Уф! После того, как я был вблизи великого света смерти там, в небесах, после того, как встретился с матерью, после пуль, гранат и ракет в Чечне, после удара ножом Петра, рак кажется мне совсем не опасным.
Докторша мягко берет меня за руку.
– Но у вас не просто рак. Это неизвестный до этого вид рака. Рак пупка!
Рак пупка или рак мизинца, я не вижу разницы. Я умру от болезни, и точка. Нужно как можно лучше использовать то, что мне осталось в жизни, до того, как отправиться в следующий полет к небесному свету.
– У меня к вам огромная просьба, – продолжает красавица, не выпуская мою руку. – Я бы хотела, чтобы вы были моим пациентом. Пожалуйста, разрешите мне подробнее изучить вашу болезнь.
Татьяна объясняет, что мой случай уникален. Пупок является мертвой, неактивной зоной, реликтом связи с матерью. Нет никакой причины для того, чтобы рак развился именно в этом месте.
Докторша увлекается психоанализом. Она достает блокнот и ручку и начинает задавать вопросы. Я рассказываю ей про свою жизнь: мать, которая хотела меня убить во что бы то ни стало, дуэль на ножах в детдоме как раз в тот день, когда меня должны были усыновить, колония для несовершеннолетних, дурдом, война в Чечне… Завороженная, Татьяна крепче сжимает мою руку. Она говорит, что у меня выработались уникальные способности к выживанию.
Но больше всего ее поражает моя болезнь, этот неожиданный рак пупка, который она с моего согласия уже назвала «менделеевским синдромом». Я стану, как она выражается, «подопытным». Если я правильно понял, «подопытный» – это профессиональный больной. Министерство здравоохранения выделяет деньги на мое жилье, одежду, питание, на уход за мной и на мои личные нужды. В обмен я предоставляю себя в распоряжение медиков, в частности Татьяны. Я буду сопровождать ее в научных конференциях по всему миру и соглашусь на все обследования, которые позволят следить за развитием болезни. За все это, говорит Татьяна, мне полагается постоянная зарплата.
Она называет цифру в четыре раза больше моего пособия. Она смотрит на меня с мольбой в своих больших зеленых глазах.
В каком странном мире мы живем. Когда ты герой войны, тебе плюют в рожу, а когда у тебя рак, тебя обожают.
– Ну что же, вы согласны?
Вместо ответа я целую ей руку.
Парадоксальное предложение. Когда маленькому Эрикссону было семь лет, он увидел, как отец пытается загнать теленка в хлев. Отец тянул за веревку, но теленок упирался и не хотел идти. Маленький Эрикссон стал хохотать над отцом. Тот сказал: «Попробуй сделать лучше, если ты такой смышленый».
Тогда маленький Эрикссон, вместо того чтобы тянуть за веревку, обошел теленка и дернул за хвост. Теленок тут же зашел в хлев. Повзрослев, через сорок лет этот ребенок придумал «эрикссоновский гипноз», во время которого на пациентов воздействуют мягкими убеждениями и парадоксальными предложениями. То же действие родители могут проверить, когда в комнате у ребенка беспорядок, его просят убраться, а он отказывается. Если увеличить беспорядок, принеся еще больше игрушек и одежды и бросив их как попало, ребенок в конце концов скажет: «Папа, прекрати, нужно убраться».
Тянуть в неверном направлении иногда гораздо эффективнее, чем в правильном, поскольку это приводит к скачку сознательности.
Если взглянуть на историю, «парадоксальное предложение» сознательно или несознательно, но постоянно используется.
Потребовались две мировые войны и миллионы жертв, чтобы придумать Лигу наций, а потом ООН. Потребовались свирепства тиранов, чтобы изобрести права человека. Потребовался Чернобыль, чтобы осознать опасности плохо обслуживаемых АЭС.
Эдмонд Уэллс.
«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том 4
Великий день наступил. Роман «Крысы» вышел из типографии. Завтра люди смогут найти его в книжных магазинах. Значит, все завершено. Я держу его в руках. Я его ласкаю. Я его обнюхиваю. Так вот за что я так долго боролся. Какой шок! Вот он. Как ребенок, которого вынашивали долгие годы.
«Крысы».
Первая эйфория прошла, и меня охватывает чудовищная тоска. Когда эта книга была во мне, она меня наполняла. Теперь я опустошен. Я осуществил то, ради чего появился на свет. Все кончено. Уйти в кульминационный момент успеха, не дожидаясь неизбежного спуска, вот самое лучшее.
Жизнь больше не имеет смысла. Мне остается только умереть. Нужно убить себя сейчас, тогда жизнь останется чистым счастьем. Значит, самоубийство. Но каким образом? Как всегда, практическая сторона для меня сложнее всего.
Где достать револьвер, чтобы пустить пулю в голову? Я не хочу прыгать в реку, чтобы утопиться. Вода такая холодная. Я не решаюсь спрыгнуть с крыши, у меня боязнь высоты. Принять таблетки? Но какие? К тому же я уверен, что с моим невезением я их все вытошню. Остается метро, но у меня не хватает храбрости броситься на рельсы.
В довершение ко всему я где-то прочел, что четыре самоубийства из пяти неудачные. Те, кто стреляет себе в рот, просто вырывают верхнюю челюсть и остаются изуродованными. Спрыгнувшие с шестого этажа ломают позвоночник и на всю жизнь прикованы к инвалидному креслу. Наевшиеся таблеток убивают пищеварительную систему и медленно умирают с ужасными болями в желудке.