— Козинцев?! Держите его, это убийца! Он бежал из тюрьмы!
«Ах, как неловко получилось, — подумал Илларион, опрокидывая омоновца хорошо нацеленным ударом в шею. — Сорокин мне за это голову оторвет». Он нырнул под кулак оперативника в штатском и толкнул его двумя пальцами в солнечное сплетение. Под легким пиджаком и белой рубашкой оказался бронежилет, и это едва не стоило Забродову пальцев. Оперативник, который явно проводил в спортивном зале гораздо больше времени, чем у себя в кабинете, воспользовавшись возникшей заминкой, успел чувствительно съездить ему по уху и даже попытался заломать Забродову руку за спину. Правда, он не знал, с кем имеет дело, и Иллариону удалось поймать его на вульгарную подсечку. Оперативник грохнулся на выложенный плиткой бетон крыльца. Илларион прыгнул сверху и ударил его по шее ребром ладони. Оперативник уснул.
Илларион огляделся. Сивакова исчезла — видимо, побежала за подкреплением. Омоновец силился принять сидячее положение, но это у него пока что не получалось.
— Черт бы побрал этих сообразительных дамочек! — в сердцах сказал Илларион, не зная, что вторит полковнику Сорокину.
Он сбежал с крыльца и прыгнул за руль «Лендровера». Наряду с тревогой и раздражением Илларион испытывал смущение: ему почему-то казалось, что его маскарад был гораздо более удачным. Он был уверен, что никто на свете не сумеет опознать в нем Козинцева, который бесследно исчез вместе с бородой, темными очками, фальшивым шрамом и притворной хромотой. Тем не менее даже водитель Мещерякова расколол его буквально с первого взгляда. Его узнал Тюха, его узнала Сивакова, и, что было хуже всего, его узнал некто невидимый и неуловимый, некто, привыкший решать все свои проблемы с помощью электрошокера и острого ножа. Его называли маньяком, говорили, что он псих, сумасшедший, но Илларион в последнее время начал в этом сомневаться: каннибал-невидимка был чересчур хитер для сумасшедшего. Когда ему понадобилось убрать Пятнова, он не моргнув глазом отказался от привычных орудий убийства и воспользовался проволокой, чтобы придать всему видимость несчастного случая. Он рассчитал все очень тонко и провел всю операцию так четко, словно перед этим долго репетировал каждое свое действие. А ведь репетировать ему было некогда: увидев где-то в городе Забродова и опознав в нем Козинцева, которого считал сидящим либо в тюрьме, либо в сумасшедшем доме, убийца действовал без колебаний, и тем же вечером Пятнов умер, так и не успев никому рассказать о том, каким именно образом ему удалось заработать на мотоцикл…
Илларион загнал машину в какой-то двор в двух кварталах от больницы, запер дверцу и торопливо зашагал прочь. Даже если ушибленный им омоновец не успел заметить номер автомобиля, на котором он уехал, задержать беглеца было несложно: в Москве не так много старых оливково-зеленых «Лендроверов». Между делом Илларион подумал, что не в первый раз попадает в ситуацию, когда его любимый автомобиль, вместе с которым он прошел огонь, воду и медные трубы, превращается в обузу. Виноват в этом, естественно, был не «Лендровер», а его владелец, которому никак не сиделось на месте и который постоянно втягивался в какие-то темные истории.
Такси удалось поймать практически сразу — вероятно, в виде компенсации за непредвиденную встречу с Сиваковой. Илларион назвал адрес Пятнова, откинулся на спинку сиденья и попытался привести в порядок собственные мысли.
Это оказалось довольно сложно. Он понятия не имел, что скажет родителям Пятого, более того, он вообще не мог представить, как станет разговаривать с людьми, чей сын лежит в соседней комнате с наспех пришитой к телу головой. Видимо, поэтому, вместо того чтобы думать о деле, Забродов занимался в основном поисками того, как избежать этой встречи.
В голове у него все время вертелся художник, на которого работал Пятый. Какого черта, спрашивал себя Забродов, при чем тут художник? Да, руку в холодильник подбросил, скорее всего, именно Пятый, но он, вероятно, понятия не имел о том, что лежало в пакете. Кто-то попросил его сделать это, пообещал хорошо заплатить и намекнул, что в пакет лучше не заглядывать и вообще поменьше совать нос в чужие дела и болтать языком. И Пятый почему-то сделал все именно так, как ему велели: не заглядывал в пакет и не болтал языком, а пошел и тихонечко засунул «посылочку» в морозильную камеру холодильника. Правда, перед Тюхой он все-таки похвастался, но художник-то здесь при чем?
У Иллариона были кое-какие мысли на этот счет, но его версия казалась ему самому чересчур притянутой за уши. Но, сказал он себе, иногда именно самые дикие предположения оказываются ближе всего к истине. Кроме того, проверка этого предположения позволяла хотя бы на время отложить тягостный визит к Пятновым.
— Извините, — сказал Илларион водителю, — я передумал. Поехали в Измайлово.
На Измайловском вернисаже вовсю кипела жизнь. Побродив десять минут среди раззолоченных матрешек, резных безделушек, лаковых подносов, балалаек и берестяных панно, Илларион начал понимать, что узнать что бы то ни было в этом содоме будет не так-то просто. Кое-как выбравшись из рядов, где торговали псевдонациональной чепухой, он добрался до живописцев и приступил к расспросам. Он решил не полагаться на везение и обойти всех художников, реализаторов и перекупщиков до единого. Это могло затянуться на весь день, но Илларион решил, что другого выхода у него нет.
Ему снова повезло. Уже седьмой по счету торговец, к которому он обратился с вопросом, не знает ли тот Леху Пятнова по прозвищу Пятый, спокойно ответил, что Пятый обычно торговал рядом с ним, но его почему-то не видно уже два дня.
— А кто же торгует вместо него? — спросил Илларион.
— На его месте — вон тот, — собеседник Забродова небрежно махнул рукой в сторону соседнего лотка, где за прилавком стоял какой-то невзрачный тип с испуганной кроличьей физиономией. — Приезжий какой-то. Занял место, пока хозяина нет. Мне-то что, пускай стоит. Все равно торг слабый…
— А хозяин кто? — спросил Илларион. — Пятый?
— Пятый — продавец, — объяснил словоохотливый торговец искусством. — А хозяин — это тот, кто ему платил. Только он что-то давненько здесь не появлялся. Такой, знаешь, Володя…
— А! — сказал Илларион. — Это такой длинный, чернявый, в очках и с золотыми зубами?
Торговец немедленно развеял заблуждение Иллариона, сказав, что хотя Володя и носит очки, но он вовсе не длинный и совсем не чернявый. Ни фамилии, ни адреса Володи торговец не знал, а когда Илларион попросил подробно описать Володю, он подозрительно на него покосился и спросил:
— Мужик, а ты кто, вообще, такой? Чего привязался-то? Если не покупаешь, отойди и не мешай другим. Ходят тут, вынюхивают…
На Беговую Илларион отправился в метро. Художник Володя по-прежнему не выходил у него из головы. Забродов совсем недавно познакомился с одним Володей — знатоком и ценителем живописи, и произошло это знакомство в уютном кабинетике Марата Ивановича Пигулевского. Да, конечно, высокомерный Владимир Эдгарович не всплескивал руками, не тыкал в Иллариона пальцем и не кричал: «Ба! Знакомые все лица!», но буквально через несколько часов после той мимолетной встречи Пятый на всем скаку налетел на проволоку, предусмотрительно протянутую кем-то поперек его «трассы»