— В таком случае я должна посоветоваться с действующим правительством, — заявляет Эсмеральда.
Все четверо отходят в сторону, усаживаются в кружок и шепчутся. Вначале они явно не могут прийти к единому мнению. Потом постепенно находят общее решение.
В конце концов Эсмеральда, первая поднимается на ноги и объявляет:
— Хорошо, Козетга, ты хочешь стать одной из нас — это возможно, но сначала тебе придется пройти «великое посвящение».
Я была уверена, что они согласятся. Они не решаются сказать это вслух, но им приятно мое общество.
В конце концов, я молодая и очаровательная девушка, которой не хватает в их коллективе.
Я — свежая нотка на фоне этой грустной и смрадной свалки.
Они, сами того не зная, ждали меня. И они поймут, что я им необходима.
Трубы Молоха, освещенные полной луной, выглянувшей в прорехи туч, издали кажутся похожими на два диковинных рога. Обитатели Искупления привели Кассандру в северный район, туда, где грузовики мусорщиков ежедневно изрыгают горы городских отходов.
Они показывают девушке довольно глубокий металлический контейнер, и Эсмеральда объясняет правила обряда посвящения.
Именно в этот контейнер мусорщики каждый вечер сбрасывают отходы со скотобоен. Поэтому здесь запах особенно отвратителен. Если Кассандра сможет высидеть целую ночь среди кошмара гниющей плоти, то наутро будет признана полноправной гражданкой Искупления.
Значит, мне нужно будет вынести зловоние разлагающейся тухлятины. Кажется, это не так уж и трудно. Теперь, когда я перешагнула порог отвращения перед свалкой, я думаю, что смогу вытерпеть любой смрад.
Орландо продолжает:
— Спускайся в контейнер, девчушка. Тут у тебя есть лестница, по которой можно выбраться наружу. Как станет невмоготу там сидеть, просто вылезешь. Северные ворота совсем близко. Там сразу увидишь дорогу и поймаешь машину, чтобы поехать домой.
— Вернешься к своим друзьям, в школу, — добавляет Фетнат. — К нормальной жизни…
Африканец протягивает девушке спичечный коробок и говорит:
— Такие вещи могут понадобиться, если ты понимаешь, что я хочу сказать.
Нет, я совсем не понимаю, что он хочет сказать. И меня раздражает то, что он все время одно и то же повторяет.
Кассандра спускается по лестнице и устраивается на дне провонявшего гниющей кровью чана. Каждый из провожатых стучит в знак прощания по металлической стенке контейнера, затем они все вместе удаляются.
— Прощай, Золушка! — бросает Эсмеральда.
— До утра, — отзывается Кассандра.
Смешок Кима становится единственным ответом всей группы. Девушка слышит вдалеке низкий голос Орландо:
— Вот, кстати, еще: «Кто рано встает, тому Бог подает». Вранье. Антипоговорка гораздо вернее. Бог подает тем, кто ложится поздно и встает поздно, Маркиз.
— Почему же, Барон?
— Ну потому, что тот, кто допоздна веселится, обзаводится целой кучей приятелей, которые потом ему помогают в карьере. Сеть ночных друзей — это и игроки в покер, и те, кто групповухой занимается, и вампиры, и любители обмениваться партнерами в сексе, и даже…
Голоса тают в ночи. Девушка с большими светло-серыми глазами садится на ржавый металл и прерывисто дышит.
Надо преодолеть этот порог, затем то, что кажется отвратительным, станет выносимым, а может быть, и приятным. Как вино. Как сыр с сильным запахом. Можно не только ко всему притерпеться, можно научиться из всего извлекать удовольствие. Вопрос привычки.
Кассандра сидит и ждет.
Через час слышится гулкий рев поршней, приезжают грузовики. Люди в флуоресцентных оранжевых комбинезонах и толстых резиновых перчатках сбрасывают мешки в правую сторону контейнера. Кассандра, чтобы ее не заметили, переползает влево и наблюдает за растущей перед ней горой пакетов с мясом.
Вскоре подъезжают новые грузовики. Горы прозрачных мешков становятся еще выше. Некоторые при падении разрываются. Из них доносится отвратительный запах разлагающегося мяса.
Это часть этапа Гниения. Кстати, Франция — это страна ферментации. Все наши съестные деликатесы — результат искусного использования работы крошечных грибков. Сыры, которыми мы так гордимся, делаются из ферментированного молока. Вино — это ферментированный виноградный сок. Хлеб — это мука, перебродившая с дрожжами. Шампиньоны растут на гниющем конском навозе. Чтобы получить рокфор с его сильным запахом, нам удается даже сыр заставить ферментировать. И вино — для получения уксуса…
Кассандра Катценберг глубоко дышит. Когда грузовики разъезжаются, девушка усаживается на прозрачные пластиковые мешки, заполненные розовыми и красноватыми мягкими кусками мяса. Запах становится все более и более едким.
Мое очередное испытание заключается в преодолении запаха смерти.
Но на этот раз Кассандра к нему готова. У нее есть время адаптироваться к враждебной среде. Она делает резкие вздохи, давая легким возможность постепенно привыкнуть к трупному смраду.
Завтра они будут вынуждены признать, что я прошла испытание с успехом…
Она улыбается.
Могла ли я подумать, что буду сдавать экзамен на право стать бомжом.
Ее часы показывают: «Вероятность смерти в ближайшие пять секунд: 16 %».
На три процента выше нормы. Все хорошо. Я просто должна побороть свое отвращение.
Ночь становится все темнее. Кассандра вытягивается на мешках, но заснуть не может. Вместо того чтобы считать баранов, она решает искать антипоговорки. Так завтра ей будет о чем поговорить с Орландо.
«Хочешь мира — готовься к войне»… Правильнее будет наоборот: «Хочешь мира — готовь мир».
Орландо прав, наши предки ошиблись.
Попробуем другую.
«У сильного всегда бессильный виноват». Правильнее наоборот: «В борьбе сильного и слабого, прав обычно слабый».
Вдруг она слышит какой-то шорох.
Она достает спичечный коробок, подаренный Фетнатом, и освещает пространство вокруг себя. Она видит блестящие разорванные мешки с ярко-красным мясом.
Мираж.
Она замечает мешок, заполненный голубыми глазами, без всякого сомнения свиными, которые, кажется, смотрят на нее сквозь пластиковую пленку. У Кассандры возникает ощущение, что они говорят с ней.
«Нас наказали, хотя мы не сделали ничего плохого. Мы обречены на гибель с самого рождения. У нас нет ни одного шанса на спасение, никакой возможности изменить свою судьбу. Наши часы вероятности с самого рождения показывают сто процентов. И, словно в насмешку, они нас еще и ослепили. Вот наши глаза, среди нас кривых не встретишь».