– Ты мне, Стеблов, не указывай, где искать, – сказал майор. Взгляд у него вдруг сделался жестокий. – Ты мне следствие в заблуждение не вводи.
Ты мне здесь сказки рассказываешь, а он у тебя по участку бродит!
– Где? Где бродит? – вскинулся Архипыч. – Быть того не может, обознались вы. Где?
– В Улан-Уде! – рявкнул майор и грохнул по столу ладонью. – В поселке в этом твоем, где коттеджи.., как его?
– В Выселках? – переспросил Архипыч безо всякого интереса. Разговор вдруг перестал его занимать: он внимательно разглядывал ладонь майора Зубко, лежавшую на поверхности стола.
– Точно, в Выселках! – подтвердил майор. – Ты вот что, Стеблов: ты мне сейчас поможешь этого урку повязать. Аида, поехали!
– Непременно, – сказал Архипыч, не сводя глаз с майорской ладони. Ладонь была интересная: на тыльной стороне ее было вытатуировано восходящее солнце в виде полукруга с расходящимися лучами, а пальцы украшали вытатуированные же перстни.
Каждый перстень, как объяснил однажды Архипычу Витька Дроздов, отсидевший два года за пьяную драку и считавшийся в деревне главным специалистом во всем, что касалось мест лишения свободы, означал одну ходку. На руке майора Зубко перстней было четыре, и Архипычу очень хотелось взглянуть на другую ладонь гостя. – Непременно поедем и непременно арестуем, – пообещал он, осторожно продвигая руку к кобуре. – Вот только хотелось бы мне, товарищ майор, прежде на ваши документики взглянуть.
– Ты что это, старшой, – удивленно проговорил майор, – не доверяешь, что ли? За падло меня держишь, да? Документики ему...
Он энергично полез во внутренний карман кителя, и тут в помещении внезапно стало темнее – кто-то заслонил своим телом распахнутую дверь.
Архипыч начал оборачиваться, чтобы посмотреть, кто это, но не успел повернуться до конца: вошедший быстро и бесшумно скользнул через кабинет и коротким профессиональным ударом вогнал ему под лопатку длинное, тускло сверкнувшее лезвие.
Убийца подхватил обмякшее тело участкового под мышки и аккуратно опустил его на пол. Вынув из раны нож, он тщательно обтер лезвие полой архипычева кителя и убрал нож в карман.
– Ну что, Савелич? – спросил он.
– Все путем, – сказал майор Зубко, выходя из-за стола. Он шевельнул носком нечищенного ботинка мертвую руку участкового. – Ну что, ментяра, не дотянул до пенсии? Документики тебе! Линяем, Белый.
Белый, внешность которого точно соответствовала описанию, данному минуту назад лже-майором, и фамилия которого и вправду была Семенихин, быстро выскочил на улицу. 'Майор' задержался только для того, чтобы забрать пистолет участкового и запасную обойму к нему. Рассовав свои приобретения по карманам милицейского плаща, он вслед за Белым покинул кабинет и уселся на заднее сиденье угнанного накануне 'форда'.
Машина тронулась, разбрызгивая грязь. 'Майор', раздраженно шипя, копошился на заднем сиденье, сдирая с себя милицейскую форму.
– Ты чего, Савелич? – спросил спереди Белый.
– Тесно здесь, как в СИЗО, – ответил тот. – Надо было автобус угнать.
– В следующий раз так и сделаем, – пообещал Белый. – И погоны полковничьи достанем. У полковника никто не станет документы требовать – себе дороже.
– Глазастый, волчара, – отдал должное участковому Савелич. – Это он масти углядел.
– Да, – сказал Белый. – Таких ни у одного полковника нету! Четыре высших образования – это тебе не лишь бы что!
– Потише ты насчет высших! – ощерился Аркадий Савельевич. – Накаркаешь, дурак! О себе подумай.
– А что – я?
– Отмороженный ты, вот что. За убийство мента знаешь, что полагается? До двадцати годиков, а в особых случаях – вышка.
– Ну? – испугался Белый.
– Хрен гну... Дали бы по башке, и ищи ветра в поле.
– Брось, Савелич, не найдут.
– Может, и не найдут, только в легавке не одни дураки работают. Затаиться тебе надо.
– Мне... А как насчет тебя?
– Насчет меня не волнуйся, я не первый год замужем. И потом, какие у меня особые приметы?
Майорские погоны да фуражка, вот и все мои приметы. Думаешь, эти лохи, что нас видели, что-нибудь еще запомнили?
– А вдруг запомнили?
– Тебя они запомнили, и больше ничего. Ты у нас мужчина видный. Притормози-ка.
– Это еще зачем?
– Где-то здесь, помнится, озерцо было. Надо бы мои особые приметы схоронить.
– Так это дальше! Там еще поворот был, забыл, что ли?
Через несколько минут машина, свернув на лесную грунтовку, выехала на берег маленького лесного озера, вода в котором казалась черной из-за глубины и оттого, что в ней годами гнили упавшие стволы, листья и хвоя.
– Тут точно никто искать не будет, – сказал Аркадий Савельевич, выходя из машины с завязанной в узел милицейской формой в руке. В другой руке он держал пистолет Архипыча.
– Ты бы пистолет-то в узел засунул, – посоветовал Белый. – Сразу ко дну пойдет. Не пойму, зачем ты его вообще забрал?
– Дурак ты. Белый, – сочувственно сообщил ему Аркадий Савельевич. – Вот прикинь, будто ты мент. Вот участковый на полу, и кобура при нем, пистолет слямзил. Значит, что? Значит, замочили его с целью завладеть оружием!
– Лихо, – сказал Белый. – Я бы не додумался.
– А ты вообще ни хрена не думаешь. Зря ты все-таки этого легавого примочил.
– Может, и зря. Только что ж теперь... Что сделано, то сделано.
– Менты теперь землю жрать будут, все вверх дном перевернут, – словно бы и не слыша его, продолжал Аркадий Савельевич. – Ох, найдут они тебя. Белый. А через тебя и на меня выйдут.
– Что это ты все страсти какие-то рассказываешь, – сказал Белый и вдруг увидел, что пистолет направлен прямо ему в живот. – Эй, поаккуратнее! Савелич, да ты что, в натуре, охренел?!
Савельич не ответил. Шорох мокнущего под осенним дождем леса сглотнул хлопок выстрела. Белого согнуло пополам и отшвырнуло назад. Он издал невнятный мучительный звук и медленно опустился на одно колено, глядя на своего убийцу внезапно заслезившимися глазами. Лицо Савельича странно оживилось, глаза заблестели, а уголки губ поползли в стороны. Он выстрелил еще раз, и Белый опрокинулся на спину, уже мертвый. Но он продолжал нажимать на курок до тех пор, пока затвор со щелчком не замер в крайнем заднем положении. Тогда Савельич, следуя совету Белого, затолкал пистолет в узел серого тряпья и швырнул его в озеро.
Белый оказался слишком тяжелым, и его пришлось скатывать в воду, как суковатое бревно. После этого Аркадий Савельевич подобрал в лесу длинный кривой сук и затолкал труп поглубже. Сук он тоже бросил в воду.
Вернувшись к машине, он с сомнением посмотрел на нее, на небо и снова на машину. С неба продолжал сеяться дождь. Аркадий Савельевич открыл дверцу со стороны водителя, взялся одной рукой за баранку, а другой уперся в переднюю стойку кузова. Машина медленно, словно нехотя уступила его усилиям и тронулась с места. Круто вывернув руль вправо, он направил ее к воде, а когда автомобиль, набирая скорость, покатился по пологому береговому откосу, отскочил в сторону. Через две минуты на поверхности озера не осталось ничего, кроме медленно расходящихся кругов.